— Прости, Джо. Пока, Мак. — И растворился в ночи, оставив за стойкой внезапно совершенно трезвого Маклауда.
Джо принялся полировать излюбленное место на абсолютно чистой поверхности бара.
— Просто парень, как же, как же…
— Иногда забывается, как невероятно долго он живет на свете, — признался Маклауд, упершись взглядом в дно своего пустого стакана, словно ожидая найти на его дне нужный ответ. — А иногда, он сам заставляет об этом забыть. Но сегодня впервые, когда он намеренно продемонстрировал свой возраст. По крайней мере, впервые после Кроноса и Бордо.
— Впервые, когда он сам решил показать тебе свой возраст, — тихо добавил Джо.
— Об этом проще простого забыть, Джо. Черт, да чаще всего он ведет себя хуже, чем Ричи.
— А потом — бац! — перед тобой старейший на Земле человек. Поразительно, правда? — Джо тоже чувствовал себя в сложившейся ситуации не слишком удобно. В конце концов, не каждый день приходится выслушивать такую речь. Конечно же, он знал, что Митос жил задолго до того, как люди начали говорить на чем-то, слабо напоминавшем современный английский, и, скорее всего, будет жить долго после того, когда он забудется навсегда. Знал, или, по крайней мере, понимал бы, если бы дал себе труд задуматься об этом.
Однако, если когда он и задумывался о реалиях и длительности жизненного пути Митоса, — что происходило не слишком часто после первоначального шока от открытия, кем в действительности является «Адам Пирсон», — это были мысли о человеке, знавшем Клеопатру, Сократа и Цезаря. Но не о человеке, для которого латинский был новым языком и который потерял в бесконечном потоке времени не только неисчислимое количество друзей — как, впрочем, и Маклауд — а также городов, стран, народов и даже языков.
— Маклауд…
— Да?
— А ладно, это глупый вопрос.
— Стану ли я когда-нибудь таким же, как Митос?
Иногда — не слишком часто, но бывало — Маклауд проявлял немного здравомыслия. Очевидно, сейчас настал один из тех редких моментов.
— Не знаю, Джо, честно, не знаю. Я не могу вообразить, что доживу до такого возраста, проживу так долго. Я имею в виду, столько, что, приехав домой в Шотландию, не сумею найти руин не только Гленфинанна, но даже Эдинбурга. Это не укладывается в голове.
— Знаешь, ты можешь стать еще хуже. То есть, не восприми это как критику, я не хочу, чтобы ты менялся, и уж конечно превращался во второго Митоса — одного более чем достаточно — но ты можешь стать и хуже.
— Черт, да я понимаю, Джо, понимаю. Я только надеюсь, что если дотяну до его возраста, то буду относиться к глупым четырехсотлетним недорослям с тем же величайшим терпением, как и он. Только не вздумай сказать ему об этом.