Изначально этот дом был предоставлен ему людьми Лукороуса, а не убогая хибара его позднейшего бесславия. Дом был пристроен к естественному откосу, вдоль которого ярусы жилищ шли по одной стене пещеры в сторону входа, но не доходя до него, поэтому он не был похоронен теперь в развалинах. Дом располагался не настолько высоко, как другие дома — он так попросил, когда мог выбирать квартал для поселения. Ему не хотелось подниматься по множеству лестниц, и он не доверял медному лифту. Сейчас, когда такая технология стала привычной, это казалось нелепым страхом. Весь прошлый век он без задней мысли катался на многочисленных подъемниках, включая спуск с археологами в эту пещеру.
Кроме того, что рухнуло от землетрясения, большинство вещей в доме было не потревожено.
Митос, вглядываясь с трепетом, начал вспоминать. Он не совсем помнил, как это выглядело, и вообще не представлял, пока не увидел снова. Но он узнал всё в точности таким, как он его оставил, по крайней мере, четыре с половиной тысячелетия назад. Все это время он предполагал, что Лукороус забрал дом и имущество после его первого ухода. Убегая тайком, он взял с собой только то, что смог унести, и хотя кое с чем было тяжело расставаться, ему пришлось сделать выбор. Ему и в голову не пришло, что они сохранили дом в первозданном виде. Он плохо думал о них, когда они насильно переселили его в самый бедный район.
Теперь он видел, что они намеревались когда-нибудь возвратить его вещи… скорее всего, когда бы он по доброй воле вернулся в их общество. А вместо этого он снова бежал от них.
Яркие фрески, изображавшие стилизованные растения и животных, покрывали каждый дюйм стен. Проходя через комнаты, он тянулся к оставленным предметам и замирал, не дотронувшись до них. Он смахнул пыль со своего кувшина для воды, осторожно обошел остатки ковра из некогда густого меха на полу и позволил пальцам прикоснуться к мягкому покрывалу на кровати, хрупкие шерстяные нити которого на глазах распадались от возраста. Обычные предметы, которые он когда-то принимал как должное, как легко заменяемое, внезапно стали ценными реликвиями его прошлого. Тут же он упрекнул себя за такой интерес. Эти вещи не отличались от нынешней зубной щетки.
Настоящим сокровищем была его библиотека.
Он не ценил ее, как и многое тогда. Он был молод и не знал, что когда-нибудь будет страдать от проблем с памятью. Митос с полной уверенностью мог сказать, что человеческий мозг не предназначен, чтобы сохранить на неопределенный срок пять тысячелетий. Это сделало его дневник еще более драгоценным, и сейчас самая ранняя сохранившаяся рукопись могла быть в соседней комнате. А ведь на тот момент его жизнь была еще не столь длинна, и он, по крайней мере, мог записать все важные моменты воспоминаний. Пришлось сделать это, потому что свитки папируса, привезенные из Египта, сгнили. После этого он зарекся забирать свои свитки из пустыни. По иронии судьбы, с рекой ушла и большая часть влажности, свитки, возможно, продержались бы до сих пор — лучше, чем до того, как обрушилась пещера.