Кронос рассмеялся в ответ на эту гневную тираду. А потом ласково сказал:
— Скажи-ка мне, Каспиан, с чего ты вдруг такой нетерпеливый? Сидел бы ты сейчас в своей уютной психиатрической больничке и ел там тараканов. Тебя только вытащили, а ты уже капризничаешь. Действовать нужно с умом, чтобы не попадаться и провернуть все, как следует. Понимаешь меня?
Кронос будто невзначай потянулся к своему мечу, и Каспиан осекся, смолчал.
— Вот и славно. Пойдем, Митос, нужно потолковать.
Несколькими часами раньше…
«Зачем он это делает? Что с ним такое?» — подобные мысли метались в голове у Дункана, пока он бежал к указанному фонтану. Если верить Митосу, там, на площади Кенконс, должна была произойти первая диверсия Всадников, и Дункан мог ее предотвратить.
«Если верить…»
Не так давно Дункан уже говорил: «Нашей дружбе конец!». А что он мог сказать, услышав от Митоса, что тот не просто вынужден был убивать, но делал это ради удовольствия, убивал сотнями и тысячами? Казалось, Митос и сейчас гордился теми своими «подвигами». По крайней мере, у Дункана сложилось такое впечатление. Но чуть позже, после разговора с Джо и собственных раздумий, он начал уже жалеть о своей резкости. В конце концов, он не один год знал совсем другого Митоса — не кровожадное чудовище, а ироничного и миролюбивого Бессмертного, который показал себя хорошим другом. Как бы Дункан хотел, чтобы все так и оставалось! Перед тем первым, самым сложным разговором он очень надеялся, что Митос убедительно докажет: Кассандра ошиблась, непостижимым образом ошиблась, Митос никогда не носил имя Смерть. Не был одним из Всадников. Но надеждам не суждено было сбыться. Дункан места себе не находил, пытаясь понять, как такое возможно. Как добрый друг мог оказаться безжалостным убийцей, чей счет забранных жизней превышал все мыслимые границы. Оказалось, вот так, запросто.
И все-таки Дункан не хотел терять надежду. Он был зол и разочарован, потому при следующей встрече начал разговор с обвинений и не желал слушать ответных оправданий. Но сам тот факт, что сообщение от Митоса он не проигнорировал, и более того, не сказал ничего Кассандре, уже явно показывало, что ставить крест на дружбе Дункан не желает. Ораторским искусством он в должной мере не обладал: как правило, просто говорил все, что думал. Но на этот раз беседа не задалась.
Дункан не понимал, почему Митос остается в братстве Всадников, но при том действует против них, предоставляет подсказки и зацепки для поисков, предупреждает Дункана об опасности, грозящей людям. Хотелось верить, что у Митоса еще осталась совесть, что он действительно может раскаиваться, что он изменился. Для такой надежды были основания. Слушая историю о Кассандре, Дункан не мог отделаться от впечатления, что Митос осуждал не только Кроноса, но и самого себя тоже. Он уже тогда должен был понимать, каким злом была их банда.