Я знал, что в таком состоянии его не заткнуть, просто сидел и слушал. Знакомые темы. Про войну («первый раз в жизни повел себя как честный дурак: увязался с вами. А ведь я был отличным снабженцем! Кто еще вам столько тушенки выбил бы?»). Про Семью («Убил бы. Всех»). Про будущее («Нет его. Мы заперты здесь и не выберемся ни-ко-гда»). Наконец он затих и усмехнулся.
— Вот так, лейтенант. А ты как развлекаешься в свободное время?
— Кроссворды разгадываю. В редакцию взяли нового кроссвордиста, по полдня сижу над его задачками.
— Например?
— «Самая бесполезная добродетель»?
Он посмотрел на меня совершенно трезвым и усталым взглядом.
— Верность, Веспер. Самое бесполезное, что можно здесь представить.
Когда я уходил, он спал на столе, подложив руку под голову.
* * *
Элиана Голдберг сама открыла дверь.
— Никого нет, — сказала она. — Мама вернется после обеда.
Она выглядела уже не такой напряженной. Может быть, из-за того, что была на своей территории.
— Это случилось в кабинете. Раньше он принадлежал отцу, потом мама стала решать дела там. Полиция сказала, все можно убрать, и, — тут она остановилась и глубоко вздохнула, точно воздух закончился на середине фразы, — и ковер уже вынесли. Но больше мы ничего не трогали. Мама тоже туда не заходит, предпочитает все делать в офисе.
Кабинет не казался комнатой, которую завели потому, что в каждом доме, стоящем больше миллиона, должен быть кабинет. Здесь действительно работали.
— Чего-нибудь не хватает? Вещи не на своем месте? — спросил я Элиану.
— Нет, — она осмотрелась и подошла к столу. Подняла лежащую изображением вниз фотографию в серебряной рамке. — Наверное, упала, когда все случилось.
Я подошел поближе, чтобы взглянуть. На черно-белом фото стояла счастливая семья. Маленькая девочка в оборках и бантах — Элиана, младенец Оскар на руках у молодой миссис Голдберг, мужчина в форме — покойный мистер Голдберг.
Никакого озарения при взгляде на него не случилось. Я не знал этого человека, он был одним из многих.
— У нас есть большой портрет, — сказала Элиана, — висит в комнате Оскара.
— Вашему брату, должно быть, не хватало отца.
— Да. Он, наверно, идеализирует его, но отец и правда был хорошим человеком. И те, кто с ним служил, и рабочие — все о нем говорили с уважением. Оскар знает о нем больше, чем я, хотя я-то еще помню, каким он был.
— Можно взглянуть на его комнату? Раз большой портрет там.
— Пойдемте.
* * *
— Как странно, — сказала она, оглядывая комнату, — он всегда висел здесь, над столом.
Комната Оскара Голдберга наводила на мысли о казарме: ничего лишнего, военная чистота, разве что кровать смята. Мой сержант за такую заправленную койку заставил бы драить сортиры неделю. Я закашлялся.