Потом он отбрехается, запугает Рэбу, или кто там сегодня у них командир, залижет раны, накачает вены стимуляторами и продолжит «наблюдать». Может быть даже успеет вытащить Будаха. Но оба они, и коммунар, и хам понимали, что мальчика, имевшего несчастье родиться арканарским наследным принцем, голубоглазого мальчишку с ободранными коленками и грязью под ногтями, так и не узнавшего, как Тристан служил своей королеве, не увидавшего летающих кораблей, вытащат из-под кровати, стоит только Румате упасть. А потом с прибаутками прибьют к стене копьем, воткнув острие в середину живота.
Если повезет, он умрет сразу. Если нет — еще будет жив, когда дворец подожгут. Когда огонь с гобелена перекинется на светлые волосы, лизнет ставшую красной ночную рубашку, погладит побелевшую от кровопотери кожу. Когда попытается закричать, но захлебнется болью и будет биться в судорогах, словно пришпиленная к картону бабочка, пытаясь сорваться с булавки, а тошнотворно-сладкий запах собственного жареного мяса забьет ноздри.
Коммунару доводилось видеть, как сажают на кол и рубят головы, не отворачиваться, когда пытают и заживо жгут. Благородный дон не раз обсуждал при дворе последние казни: как долго дергался в петле колдун, уже и язык выпал, и посинел весь, и обделался, а не помирал, пока палач на ногах не повис. Антон прошел подготовку, наизусть выучил базовую теорию феодализма, Румата без запинки перечислит двадцать пять поколений благородных предков. Землянин научился обходиться без горячей воды и свежих простыней, арканарский дворянин не поморщившись заедает кислое пиво маринованными собачьими ушами и орудует кинжалом за королевским столом. Так стоит ли поддерживать иллюзию?
Коммунар и благородный хам сливаются воедино и наносят первый удар, отрубают первую руку.
Кровь из обрубка бьет фонтаном, штурмовик вопит, вернее, визжит, как хряк, когда его превращают в борова, срывается на высокую ноту, а они продолжают бой. Крови на полу так много, что она, должно быть, затекла под кровать. Удар — еще одна рука, а вторым клинком — ниже, по ногам, по сухожилиям, этот, даже если выживет, на ноги не встанет. А вон тот, со вспоротым животом, уже мертв. Кольчуга не выдержала удара меча. Клинки, выкованные умельцами института, и стальную колонну бы разрубили, будь в Арканаре стальные колонны.
Они не считают тела, отдавшись рваному ритму схватки. Вот уже и офицерику пришлось взяться за оружие. Выкрикивает приказ: «К окну теснить гада!» Раньше думать надо было, а не когда противник уже в дверях. По щеке, наглому щенку, и еще раз, под ребра. Не умрет от раны, так сгниет заживо. Успеет понять, на кого нельзя гавкать. Хам все дальше оттесняет коммунара. Это его поле боя.