Впрочем, в голосе Алвы не прибавилось ни тепла, ни участия.
— Вы должны быть готовы к тому, Ваше Величество, что подобное может случиться с вами в любой момент. Не потому что вы плохой монарх и люди страдают под вашей властью, а просто потому, что вы занимаете свое место. Политика — штука жестокая.
— Я знаю, что на вас много раз покушались. Но одно дело, когда вас желают убить враги, и совсем другое — когда это делает тот, кто вам присягал, тот, кому вы доверяете.
Алва устало прикрыл глаза.
— Мне, вероятно, стоило вам больше рассказывать о том, кто и как на меня покушался.
— Так расскажите! — яростно сказал Карл.
Алва долго молчал, не открывая глаз. Карл уже не думал, что тот заговорит, когда услышал тихое и равнодушное:
— Мне было примерно столько же, сколько вам сейчас, когда я влюбился. Объект моих романтических устремлений казался мне воплощением святой Октавии в юности. Я вообразил, что встретил свою единственную, и готов был жениться на ней.
— Что же случилось?
— Это происходило перед восстанием Борна. Господа заговорщики желали устранить меня до начала активных действий. Вся семья моей «Октавии» и ее тайный муж участвовали в этом заговоре, ей же самой предназначалась роль приманки. Она должна была соблазнить меня, а родственники и сочувствующие — убить соблазнителя.
— У них не вышло, — сказал Карл.
— Да. Но не сказал бы, что это дешево мне обошлось. Я выжил чудом.
«Я влюбился и готов был жениться…»
Поэтому он стал таким? Поэтому путешествовал из одной доступной постели в другую, отзываясь порой о женщинах так цинично, что зла не хватало? Поэтому он так и не женился, утолив свою тоску по семейному очагу воспитанием чужих детей?
— А она? Что с ней сталось?
— Ничего особенного. Она с мужем живет в Рафиано. У них шестнадцать детей. — Слабая, странная усмешка. — И уже трое внуков.
Ни-че-го.
— Неужели вы простили ей?
Черные тени под глазами, слишком горячие пальцы. Алва молчал. Казалось, он заснул. Рука его, еще недавно напряженная, чуткая, теперь расслабилась. Карл сидел, не шевелясь.
Когда бывало нужно, Рокэ Алва умел актерствовать не хуже Марселя Валмона. Уйти? Карл смотрел в лицо своего не-отца. Как поверить, что он ничего не знал тогда, двадцать лет назад, что Марсель Валмон не имел возможности с ним связаться и действовал на свой страх и риск?
Мысли утекали, будто вода сквозь пальцы. Спать с королевой и примчаться спасать короля. Спасти, а потом позволить его погубить. Отстоять трон для не-своих не-бастардов вместо того, чтобы самому надеть корону. И двадцать лет волочь на себе страну и четверых чужих детей. Ради чего все это? Нельзя же бесконечно принимать на себя ответственность — за чужие жизни, за чужие дела, за огромную страну, не требуя ничего взамен. И ведь не святой он, совсем даже не святой.