Карл гладил худые горячие пальцы. Уйти? И Алва здесь останется совершенно один, потому что кэналлийцы не станут нарушать приказ и беспокоить своего соберано.
День постепенно превращался в сырой осенний вечер. Карл все сидел.
* * *
Спокойное море лениво накатывалось волнами на песок. Марсель оперся на перила и посмотрел вниз, чтобы не смотреть на горизонт.
За горизонтом был Талиг.
Сентиментальность — всегда не ко времени. Вам не о чем сокрушаться, граф, вы сами избрали себе местом изгнания этот материк. И весь он — у ваших ног, дерзайте. В прошлый раз вам удалось действовать, не взирая на тоску, а ведь тогда было хуже, тогда Рокэ был фактически мертв. Теперь он жив и благополучен, так в чем же дело?
Тоска грызла его с таким упоением, словно пес — лакомую гость. Плеск волн и шум ветра сливались в заунывную мелодию, из которой вышла бы отличная песенка о несбывшемся. О, граф, возьмите же себя в руки! Ведь вы давно не мальчик.
Тергэллах подошел неслышно, словно кот. Прислонился спиной к перилам, взглянул Марселю в лицо.
— Так когда же мне ждать родича в гости?
— Он не приедет, — сказал Марсель. — Я здесь вместо него.
— Разве брат моей матери не писал, что его болезнь несерьезна?
— Так и есть.
Так и есть. Всего лишь признак того, что с миром случаются беды не только на Изломе. Или, быть может, в сам Излом Кэртиана лишь переваливает через хребет проблем, а сейчас спускается по склону, но до мирной долины еще далеко. Двадцать лет после Излома — это срок для людей, а не для целого мира.
Землетрясение в Зегине, разрушившее старые храмы, а за ним Война Пяти звезд, потом Гайифская война, эпидемии по всему побережью Померанцевого моря — и все за последние сколько? Семь или восемь лет. Впрочем, все это время Рокэ был здоров, заболел лишь сейчас — после того, как жрецы разрешили разобрать руины храмов.
— Я верю тебе, — сказал Тергэллах. — Если бы его болезнь была тяжела, ты не говорил бы сейчас со мной. Тебя бы вовсе здесь не было, ты сидел бы сейчас у его постели.
Марсель смотрел, как пена морская тает на мокром песке. Не сидел бы, уступил бы эту привилегию Карлу. Да и сейчас…
Та давняя история всплыла удивительно ко времени, но все же она перекрыла Марселю обратный путь в Талиг. По крайней мере, до тех пор, пока не случится нечто действительно серьезное — и лучше бы оно не случалось.
Пусть Карл и Рокэ помирятся. Если Рокэ не станет рассказывать Карлу о кровных клятвах и их последствиях, о том, что жизнь его была связана тогда с жизнью Фердинанда, примириться им не составит труда. Мальчик очень любит Рокэ, и если некий Валмон не будет путаться под ногами, любовь эта все пересилит.