Свернула с дороги в снег и пробиралась между берёз и ёлок тихо матерясь: лыжи проваливались в снег, приходилось их вытаскивать, и продвигалась она довольно медленно. Ничего, зато приедет «сюрпризом», никем не замеченная: «А это я! Приветик! Не ждал?» Это называлось – идти по целику, Иван её зачем-то научил такому способу лыжной ходьбы, и Лера не понимала, зачем: она не собиралась кататься по целику, собиралась по лыжне.
К сараю она вышла с другой стороны, запыхавшаяся, с розовыми щеками. Отстегнула крепления, сняла лыжи, села на корточки у стены и привалилась спиной к шершавым доскам, которые показались ей тёплыми. Жарко. Когда идёшь по целику, жарко даже если сильный мороз.
Из сарая доносились мерные удары – Иван рубил дрова, громко хакая: «Хак! Хак! Хэк!» Лера не хотела мешать, ждала, когда он выйдет, а он всё не выходил. Ничего, она подождёт. Ей не холодно, после такого пробега. «Пробирается медведь сквозь лесной валежник», сказал бы Иван. Лера улыбнулась. Они поженятся, наверное. И купят дом в элитном закрытом посёлке. В самом лучшем. И машину. У Леры есть, но Ивану ведь тоже нужна. И Марите. Они будут жить все вместе, с Маритой. А квартиру сдавать.
В сладких мечтах о доме у неё затекла спина. Лера встала, походила взад-вперёд. И увидела лыжи. Зачем их сюда поставили, к задней стене? Раньше у двери стояли. Как же они называются?.. Забыла. А вторая пара «мадшус», Виталик ещё рассказывал про Бьорндалена. А эти совсем другие, и цвет другой. «Марпетти Бользано», а вторая пара – наши. Дураку понятно, что наши. Но откуда они взялись? А те, что были, куда делись? Лера наморщила лоб, вспоминая, на каких лыжах катался с ней Иван. Он всё время шёл сзади, поэтому не вспоминалось…
«Хак! Хак! Ха!»
В голове что-то щёлкнуло – топор! У него же электропила, и генератор в пристройке, вон провод к сараю протянут. Зачем же он рубит дрова топором?
Дверь тяжело бухнула («Это в доме, у сарая дверь лёгкая» – механически подумала Лера).
– Олежа! Я долго ждать должна? («Какой ещё Олежа? Гости у них, что ли? Вот не вовремя она приехала…»)
Скрипнула дверка сарая.
– Не хочешь ждать, сама иди руби! – отозвался невидимый Олежа голосом Ивана. – Да уйди ты отсюда! Не суйся под топор. Иди, налью. Сюда иди. На, жри, прорва.
Совсем близко, за стенкой из горбылей, звякнула дужка ведра, послышался плеск и жадные лакающие и чавкающие звуки.
– Ну, хватит, иди уже, не ровён час, лапу тебе отрублю. Лезешь под топор, дурья башка.
Дверь снова скрипнула. В Лерины пальцы ткнулся мокрый нос. Шаря! Она погладила тёплую морду, ухватила пальцами широкий нос, потискала. Шаря громко чихнула, посмотрела укоризненно («Не понравились духи. Ну извини, собака, я не для тебя душилась, для твоего хозяина»), встала на задние лапы и оказалась одного роста с Лерой. Хлестанула хвостом, жарко задышала в лицо – радовалась. От железистого острого запаха подкатило к горлу, и она отпихнула собаку. Шаря не стала навязываться с дружбой, повиляла хвостом, убежала.