То, что случилось с ней по вине Ильи, сломало Марину, лишив её прошлого (ведь всё оказалось неправдой – и любовь, и семья, и синеглазая девочка, которой не суждено было стать взрослой), и заодно – настоящего. А будущего у неё не будет. Она больше никому не позволит себя обмануть, не станет ничьей игрушкой. И пусть её считают пугалом, она не против, она даже «за». Марина снимала одежду и разглядывала себя в зеркале. Всё такая же красивая. Лебединая шея. Высокая грудь. Тонкая талия. Тонкие руки. Роскошные длинные волосы. – Кукла! Дорогая красивая кукла, неплохо разбирающаяся в искусстве и говорящая на нескольких языках. Игрушка, которой наигрались, и больше не хотят. Надоела. И никто не виноват…
Марина жила по инерции, будто ехала по накатанной лыжне, механически отталкиваясь палками. Она ни к чему не стремилась, ни о чём не мечтала, принимая жизнь как данность, как некую аксиому, которую никому не опровергнуть и никому не доказать. Имея за плечами, кроме искусствоведческого, с кандидатской степенью, диплом института им. Мориса Тореза, Марина делала переводы для ***ского издательства, работая на дому. Отвозила в издательство готовый текст и уезжала с новым.
Одиночество не тяготило Марину, она давно к нему привыкла. Устав от однообразной утомительной работы, брала в руки вышивание или садилась за рояль. У неё тоже были свои неписаные правила. И только с одним человеком Марина подволила себе сблизиться – с 23–летней Нонной.
Гитлер капут
Сошлись они случайно. Нонна училась в Инязе и однажды принесла в группу зачётное задание по английскому, которое не успела сделать дома. Задание было сложным – перевести на английский литературный текст, соблюдая авторский стиль. Но кто сейчас не знает английского? И Нонна надеялась, что ей помогут.
У Карпинского язык знали все – «в разумных пределах». Но пробежав текст глазами, торопились вернуть его Нонне. «Ну ты, мать, даёшь! Это мы не проходили!», «Я в этом не копенгаген, извини», «вакаримасу», «их вайс нихт», «нон капито» – изощрялись на всех языках туристы: текст не поддавался переводу. Последним был Павел, объявивший под общий смех: «Гитлер капут!» и состроивший уморительную рожу.
Группа радостно ржала. Не смеялась только Нонна. Кусая губы от досады, она решила заняться переводом сама. Привал большой, два часа, она хотя бы начнёт, а за ночь закончит. (Нонна знала, что не закончит, не успеет, а завтра зачёт. Не надо было идти в поход, ей надо заниматься, последний курс, экзамены на носу! Но она понадеялась на помощь, ведь у Карпинского все щеголяли английским, небрежно роняя фразы (с жутким акцентом, но Нонна молчала). Англичане недоделанные! И в поход ей очень хотелось пойти, а отказать себе в удовольствии Нонна не могла.