Сон был совершенно не связан с нагами, о которых я неотвязно думала накануне, пытаясь припомнить индийские сказки, прочитанные в детстве и преодолевая судорожную, как свивающаяся воронка, дрожь внутри, под сердцем, которая, я знаю, сулила нелегкую ночь и чувство разбитости наутро.
Вместе с другом мы подверглись казни за некую провинность. В завязанных мешках нас сбросили с дворцовой стены вниз, в темное бурлящее море. Мы очутились где-то в северном краю, среди снегов. Дул пронзительный ветер. Мы замерзли. Вдруг навстречу из метели вылетел лыжник. Он был румян, весел, в рубахе нараспашку. Выслушав рассказ, открыл нам, что существует тропинка, ведущая в тот мир, откуда мы явились, и он мог бы нас провести. Мой спутник обрадовался, я же резонно заметила, что в том мире он мертв, с раздробленными костями, и не может явиться в таком виде обратно. И что нашим испытанием будет смиренно прожить свой срок среди бескрайних зим. В деревне нас допрашивал полицейский. Он выпытывал такие подробности, что к концу беседы я поняла: полицейский послан сюда в качестве шпиона королевы. Мы жили здесь долгие годы. Иногда проезжала почтовая карета. Пока легкие кони били копытами снег, я писала письма, перемешанные со слезами, тому, любимому, кто остался в нашем мире.
Этот галлюцинативно точный, насыщенный деталями сон был совершенно символичен. Оппозиция верхнего и нижнего миров, королева-смерть и вода, несущая забвение — как знакомы эти излюбленные образы мифологически подкованного подсознания! Меня удивило смирение, с каким во сне я согласилась нести тяготы земной жизни, потому что убеждения эти далеко расходились с действительными, исходя из которых я примерялась как-то и к суициду. По правде говоря, тот верхний мир не был раем, и очарование ему придавало разве что присутствие там моей любви с ее архетипически вечными чертами.
Когда на следующий день Максим внес в комнату завтрак, я изумилась: его лицо украшал здоровенный фингал.
— Парень, что с тобой?
— Ничего, — пробормотал, отводя взгляд.
— Кто это сделал?
— Со мной все в порядке.
— Максим, я прошу, нет, я требую, расскажи, кто тебя так отделал?
После уговоров выяснилось: это Борис на пальцах объяснял ему правила поведения с женщинами, точнее, со мной.
— Да он просто зверь! — вынесла я вердикт.
— Мне не стоило рассказывать о себе вчера, — кротко признал Максим. — Это создало уйму дополнительных проблем.
— Что же вы обнаружили в Клуж-Напоке, Максим?
— Больше ни слова! — оборвал он меня.
— Очень жаль. Я ведь думала, мы единомышленники.
Максим упорно молчал. Комната прослушивается, вдруг осенило меня. Но можно передавать друг другу записки, как в советских фильмах. Я не замедлила вырвать из тетради листок. Написав: «Максим, ты со мной?», протянула. Он кивнул, чуть улыбнулся и, пожелав приятного аппетита, вышел.