– Понятия не имею, что он хотел этим сказать. – Короткая пауза. – Вообще-то я не очень разбираюсь в искусстве.
– Уверен, если я расскажу тебе кое-что об этой инсталляции, ты посмотришь на нее по-другому.
Я поднимаю брови и жду. Он смотрит на меня, а потом делает шаг навстречу. Теперь мы стоим так же близко, как вчера на лестничной клетке. От него пахнет мужчиной, мылом и – совсем чуть-чуть – потом.
– Она называется «Памятники оленям», – говорит он.
– А как зовут тебя? – спрашиваю я.
Он улыбается, и на этот раз его улыбка настоящая.
– Джейкоб.
Смотрю на него снизу вверх и говорю:
– Я Луиза.
– Да, – отвечает он. – Я знаю.
Джейкоб
Я верю в совпадения. В свободу воли. В цепные реакции. Но, как по мне, вера в судьбу – это для тех людей, что боятся брать на себя ответственность за свои решения. А так выходит, что всегда виноват кто-то другой. Все должно было получиться именно так. Они считают себя беспомощными перед капризами провидения. Я считаю все это чепухой.
Но то, что сейчас именно она ходит по тому же залу того же музея, что и я, уже невероятное совпадение. Та самая девушка, о которой я невольно думаю вот уже несколько дней. В универмаге, супермаркете или на пешеходном переходе – еще куда ни шло. Но встретить ее здесь? В Доме искусств? На выставке послевоенного периода?
– Итак, – говорит она, разглядывая меня, – почему «Памятники оленям»? Я не вижу никаких оленей.
Я немного нервничаю. Но потом она улыбается, и это чувство исчезает.
– А что ты вообще видишь? – спрашиваю я.
Она смотрит на предметы, лежащие на полу, а я наблюдаю за ней.
– Для меня эти штуки выглядят как отрубленные конечности.
Она избегает моего взгляда, словно боится, что ее ответ был глупым.
– Именно это они и представляют, – говорю я.
– Серьезно? – она смотрит на меня.
Я киваю.
– Детали инсталляции сделаны из глины. Бойс много работал с мифическими символами. С христианскими и германскими. Согласно Библии, Бог вылепил человека из глины, а затем вдохнул в него душу.
Ее взгляд на меня полон скептицизма, будто я только что это придумал.
– А тот кусок дерева в центре на четырех ногах, – я заключаю слово «ноги» в кавычки, – представляет собой оленя.
Она склоняет голову на бок и хмурится:
– Больше похоже на крышку гроба.
– Ты права, – говорю я, вынужденный улыбнуться. – Предположительно, это была гладильная доска его матери.
Луиза косится на меня так, словно ждет, что в любой момент я могу начать смеяться. Но я не смеюсь.
– А почему олень? – спрашивает она, наконец.
– У оленя много значений. Среди прочего он символизирует новые начинания.