Я не строил в отношении нее никаких планов, да и не мог строить: была война, меня могли переправить в тыловой госпиталь и к тому шло, потому что рана не заживала — открылся свищ, но я не хотел, не допускал и мысли, что вдруг потеряю ее.
Несколько дней мы виделись только на людях.
Однажды Федосов, посмотрев на меня исподлобья, обронил загадочную фразу:
— Ты, Ларионов, как телок спутанный. Ровно слепой…
— Почему? — опешил я.
— А так, — он отвел глаза. — Не мое дело, елки зеленые, а не мешало бы тебе раскрыть зенки пошире.
Как я ни приставал, Федосов не захотел объяснить, что он имел в виду.
Прошла еще неделя, ничего не изменившая в наших отношениях с Зиночкой: она по-прежнему избегала меня. И тогда я решил осуществить довольно сложное предприятие, которое обдумывал несколько дней. Нанести ей визит.
Трудность заключалась прежде всего в том, что у меня не было одежды: скакать на одной ноге в халате по февральскому морозу, сверкая завязками на кальсонах, — об этом не могло быть и речи. Я и внутри госпиталя стеснялся показываться ей в таком виде. Кроме того, у ворот дежурил часовой из выздоравливающих: покидать пределы лазарета было строжайше запрещено, — наш майор шутить не любил.
Кое-как мне удалось выпросить армейские штаны и ватник у одного из санитаров. На ноги он дал мне калоши и шерстяные носки. Загодя, днем я проверил, как открывается окно в уборной, когда стемнело, там же переоделся и, отдав халат и шлепанцы Федосову, которому мне пришлось довериться, с его помощью вылез на улицу. Зиночка в ту ночь не дежурила.
— Голову-то не застудишь? — с грубоватой заботой в голосе спросил он.
— Нет. Тут рядом, — сказал я. — Закрывай.
— Как договорились, — буркнул он мне вдогонку. — Через час стукнешь…
— Ладно.
Под ногой хрустел снег. В первый момент у меня закружилась голова от свежего холодного воздуха. Проехали сани. Возница, удаляясь, повернул голову, видимо удивленный моим нелепым видом.
Я толкнул калитку, которая сразу открылась и заскрежетала, покачиваясь на ржавых петлях. Собаки нет. Это хорошо.
По рассказам Зиночки я знал, что ее дверь — вторая справа, как поднимешься по деревянной лесенке на широкую открытую веранду, опоясывающую дом с двух сторон.
Взойдя наверх, остановился у двери и перевел дух. В мыслях у меня был полный кавардак. Зачем я пришел?..
В доме — тихо, ставни закрыты. Может, ее нет? Было мгновение, когда я уже готов был отказаться от своей затеи и удрать, пока не поздно, но покачнулся и, стараясь удержать равновесие, гулко стукнул палкой об пол.
— Кто там?
Голос Зиночки. Сонный. У меня вместо ответа вырвался еле слышный хрип: