Мой дом — не крепость (Кузьмин) - страница 169
— Но как же… я не понимаю, — ища глазами поддержки у Владимира Тиковича, подала голос совсем было притихшая Эмилия Львовна. — У нас же повестка дня…
— Ну, что ж, — успокоил ее инструктор, — повестка повесткой, а собрание собранием. Коммунисты вправе поднимать любые вопросы. Кстати, мне думается, сегодня у вас — принципиальный разговор.
— Что же делать? — совсем потерялась она.
— Хозяйничайте. Вы — председатель.
Макунина резко выпрямилась. Гладкое, без морщин лицо ее стало бледным.
— Если вы считаете, что я стану оправдываться, то глубоко ошибаетесь, — задыхаясь, сказала она. И мстительно добавила: — Но я этого так не оставлю!..
— Может, вы выступите, Ираида Ильинична?
— Нет!
— Но надо же ответить. Такие обвинения…
Эмилия Львовна почти просила. В полной рассеянности нервным движением подтянула свободную ей в талии юбку и, опершись руками на стол, выжидательно наклонилась к Макуниной.
— По-моему, надо, Ираида Ильинична. Надо…
— Я сама знаю, как себя вести! Оставьте меня в покое!
— Тогда, может быть, вы, Владимир Тикович?
Инструктор встал, заглянув в свой блокнот.
— Выступать я не буду, — сказал он мягким приятным баритоном. — Всего несколько слов о порядке ведения… Я уже говорил: мне по душе обстановка на сегодняшнем собрании. Коммунисты показали, что они все кровно заинтересованы в том, чтобы работать лучше, продуктивнее, более творчески, все хотят открытых товарищеских отношений в коллективе. Я не настолько хорошо знаком с положением дел, чтобы высказать свое мнение на этот счет, но думаю, что, если сталкиваются точки зрения целой группы людей по таким вопросам и одного человека, то права группа, прав коллектив. А о ведении — вот что: очевидно, нужно принять решение по главному пункту повестки дня — то есть, насколько я понял, — указать, что преподавание литературы и языка в классах товарища Ларионова отвечает требованиям сегодняшнего дня, а затем уже поставить на голосование предложение Сафара Бекиевича. Вот, все у меня…
За выговор Макуниной голосовали все. Шерман сначала стала считать, но потом бросила и тоже (не очень решительно, правда), стараясь не смотреть на Ираиду Ильиничну, подняла костлявую руку.
У выхода из школы их ожидал еще один сюрприз.
Плотной кучкой, весь, как один человек, у подъезда стоял десятый класс Ларионова.
— Это что ж такое? Почему вы здесь? — недоуменно спросила немка.
Ребята замялись.
— Евгений Константинович! — спросила она. — Может быть, вы объясните, что происходит? Что они тут делают в десять вечера?
— Не знаю, — сказал он, подходя. — В самом деле, ребята, что случилось?