В том, наверное, и преимущество молодости: человек еще не умеет (и слава богу!) отдать себя чему-нибудь или кому-нибудь целиком, без остатка, — если влюбиться, так «до березки», если возненавидеть, так на всю жизнь. Юность — как молодое вино: бурлит, бродит, переливаясь через край, меняет вкус и окраску, осадок в нем кислый, но легкий, не тот, что копится годами и приобретает крепость застарелого яда. Только нельзя закрывать чересчур плотно: молодое вино капризно, силы его немерены, — вырвет слишком тугую пробку, а то и разорвет, разнесет на части сосуд и разольется бурным фонтаном… Тогда ничего не исправишь…
— Говорят, твоему папе предложили быть завучем? — спросила Рита у Алексея.
— Он не согласен! — авторитетно сказала Зарият.
— Да. Он отказался, — подтвердил Ларионов. — Только вы, ребята, при нем не вспоминайте, он не любит. Не хочет и слышать.
— А жаль! Пахан твой — мужик что надо! Давно пора гнать в три шеи эту занудливую Ираиду!
Петя сказал и примолк. Сам удивился: значит, прошла его злость на Алексея? Ведь они долго избегали друг друга. Здравствуй — до свиданья. Чтобы скрыть неловкость, он полез в карман за сигаретой.
— Не успел потушить одну, новую достаешь, — укоризненно заметила Зарият.
— Не надоело вам про шкрабов? — с досадой спросил Эдик. — Довольно того, что Виталька мне все уши прожужжал — кончает наконец свою вечернюю. Есть деловое предложение.
— Какое? — томно спросила Тина. Она была в замшевом брючном костюме и рисовалась больше обычного, изображая из себя светскую даму. На мизинце у нее висел маленький японский зонтик, хотя дождем и не пахло.
— Вообще надо бы чего придумать, — пробасил Махно. — Может, на танцы?
— А где? — оживилась Тина.
— А у нас, в заводском клубе.
— Тащиться к черту на рога, — возразил Эдик. — Нет. Давайте повеселимся.
— Как?
— Кто из вас верующий?
— Тю. Еще чего?
— Кто знает, какой сегодня день?
— Ну, воскресенье.
— Да нет же. Необразованность. Пасха сегодня.
— Точно, — сказал Петя. — Евгеша куличи пекла.
— Вкусная вещь, — вставила Рита. — Я однажды пробовала.
— Но не у Евгеши. У нее любое печево керосином приванивает.
— Почему?
— Очень просто. Любимая жидкость. Сапожная вакса засохла — керосином ее, дверные петли скрипят, замок заел — тоже, насморк — нос керосином трет…
— Подожди, Петро, — остановил его Борода, — перебил человека.
— Есть идея, — заговорщическим шепотом начал Эдик. — Поскольку сегодня пасха, сворачиваем в темную аллею, как найдем парочку — окружаем: христосуйтесь, голубки, иначе не выпустим! Ну, как?
— Насмеемся до отвалу! — пришел в восторг Петя. — Слушай, ты — гений!