Оля улеглась грудью на перила — ее не держали ноги.
«Еще один твой шаг — и я спрыгну вниз!» — крикнула она ему в тот вечер.
Было? Или привиделось?
Прошла ночь, наступило утро, изгнав кошмар, оставивший лишь неясную горечь, которая тотчас сотрется облегчением, — сны ведь могут и не сбываться…
…Нет! Было, было! И сколько бы ни прожила она еще, навсегда останется короткое, как приговор, «было!».
…Внизу, на груде песка, — пусто. Смеркалось, и детвору, возившуюся там все дни напролет, загнали домой. На нижних балконах, крахмально шелестя, сохло белье на капроновых и пеньковых веревках, протянутых между двух железных или деревянных штырей, прикрепленных к решеткам и выступавших вперед неуклюжими, разной длины торчками.
А если и правда прыгнуть? И ничего больше не будет — ни давящей боли в груди, ни постных мин матери и тетки, вообще ничего…
Ей стало еще жальче себя, и, принеся сладкую надрывную тоску, побежали неуправляемые мысли о смерти, примерно такие, как бывают у маленьких детей, кровно разобиженных взрослыми: «А вот я умру, все будут рыдать и запоздало поймут свою вину, и так им и надо!..»
В углу их балкона почти вровень с перилами стоял накрытый клеенкой фанерный шкафчик, заставленный кастрюлями, стеклянными банками из-под варенья и прочей хозяйственной дребеденью. Оля, сама не зная зачем, села на него, свесила ноги набок, продолжая смотреть вниз.
Сознание безопасности, которое до того сообщали ей упиравшиеся в грудь перила, ослабло, и она вдруг отчетливо, физически ощутимо представила себе, как падает сквозь пустоту, задевая веревки с бельем, впивавшиеся ей в тело.
Это было так обнаженно, дико, что она ужаснулась, судорожно дернулась, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, столик качнулся назад, Оля схватила рукой воздух, непроизвольно задрала ноги и, не удержав равновесия, полетела через перила…
Она уже не слышала звона посыпавшейся с полок посуды, хлопнувшей двери и душераздирающего крика Ираиды Ильиничны, — те стремительные секунды, что отделяли ее от земли, успели оставить в ней лишь разяще острое воспоминание о боли, вспыхнувшей вдруг сразу в нескольких местах ее тела, противоестественно изогнувшегося, как у тряпичной куклы, налетавшего то на бельевые прутья, то на края балконов…
Ее подобрали, разбитую, на песке, в ворохе веревок и окровавленного белья.
— Скорей, скорей! — торопил шофера врач «скорой помощи». — Мы еще можем ее спасти!