— Ты любишь ее? Только честно.
— Да.
— Ну, так что, мать? — Евгений Константинович подмигнул ей. — Пусть их, а?
Алексей поднял на отца недоверчивый взгляд.
— Папа, ты не думай, мы отлично проживем на две стипендии… а жить — жить мы можем у родителей Маши, они даже просили…
— Разговор никчемный и несвоевременный, — тем же тоном сказал отец. — Не об этом сейчас надо… — и встал. — Давай-ка вот, жених, прикладывайся к иконке, — и подставил Алексею щеку. — Ну?!.
Тот торопливо, как всегда сконфузившись, чмокнул отца и бросился к матери. Ирина Анатольевна расплакалась, обнимая его.
— Завтра утром приводи невесту, — сказал Евгений Константинович. — Коли так, пусть все будет по-человечески…
В первую сентябрьскую субботу у Ларионовых с утра стоял дым коромыслом. Ирина Анатольевна, Таня, как только вернулась из школы, а потом и подоспевшая с лекций Марико — в качестве добровольной вспомогательной силы, — повязавшись передниками, священнодействовали на кухне, куда мужчины не допускались, а Евгений Константинович с Алексеем бегали на посылках: в магазин за сахаром, подсолнечным маслом, сметаной и другими продуктами, которых в нужный момент не оказывалось под рукой, в подвал — за соленьями и картошкой; таскали из одной комнаты в другую раздвижной обеденный стол, прикидывая, как бы получше рассадить двадцать гостей.
По квартире бродили запахи лука, сдобного теста, перетираемой в ступке цедры и свежей малины, купленной на крюшон, — его собственноручно должен был приготовить Евгений Константинович, — сквозняк выдувал занавески в открытые окна (погода была солнечная, теплая), покачивал стоявшие повсюду в вазах длинные стебли гладиолусов с роскошными бордовыми, белыми и оранжевыми цветами, — Алексей еще вчера приволок их с базара полное эмалированное ведро.
Предпраздничная суета сегодня, после недавних огорчений, размолвок, неопределенности, всех взбодрила, создала единый, быстро сладившийся ансамбль, в который компанейская Марико вошла легко, без нажима, сразу преодолев первоначальную неловкость, понятную в ее положении.
Реплики, разговоры, просьбы, которыми они обменивались: «Ирина Анатольевна, сливки взбивать?» — «Алик, сбегай за перцем!» — «Татьяна, не ешь горячее печенье, заворот кишок наживешь!» — реплики, связанные, казалось, лишь с совместными хлопотами по хозяйству, несли скрытую нагрузку, стирая остатки непонимания, последствия недомолвок, прежних взаимных обид, настраивая виновников суматохи на добродушно-шутливый лад.
У каждого этот так славно начавшийся день вызывал в памяти разные, но в чем-то близкие образы и картины.