— Горь-ко-о! — восторженно завопила Танька.
— Горь-ко! — отозвался весь стол.
Евгений Константинович трижды расцеловал жену и хотел уже сесть на место, но его остановила Таня. Только что она громким шепотом о чем-то препиралась с братом, а теперь стояла, блестя глазенками и сжимая в кулачке две маленьких картонных коробочки.
— Папа… мама. Мы с Алешкой тоже, вот, поздравляем вас… дайте ваши руки. Нет, па, не ту… — Она извлекла из коробочки кольца и с торжествующим видом надела на пальцы отцу и матери. — Вот, как у настоящих жениха и невесты…
— Браво! — не выдержал Шалико Исидорович. — Браво!
— Чертенята, — растерянно сказала Ирина Анатольевна, рассматривая колечко. Глаза у нее тоже подозрительно заблестели. — Где вы взяли столько денег?
— Алькина стипендия за три месяца, — сказала Таня.
— А она все лето работала на плодоягодной, — вмешался Алексей. — Без ее доли не хватило бы.
— Так вот где ты пропадала все дни…
— Хотя они пока даже не в проекте, я предлагаю выпить за них, — вставая, сказал физик. — За наше продолжение, Евгений Константинович, Ирина Анатольевна. За молодежь! Ей-богу, она у нас славная! Что бы там ни говорили, это самое…
— За молодежь!
— За детей!
— Таня, Алик — за вас!
Тостов было много. Говорят: «Всякому — свое счастье, в чужое на заедешь», но и чужое тепло греет людей. Пусть не часто — в мелькании будней бывает некогда и оглянуться, — но выдаются все же минуты, которые заставляют задуматься и сравнить, еще раз проверить, по той ли мерке сложена твоя жизнь, или, может быть, мера давно усохла, съежилась, как бальзаковская шагрень, по твоей же вине, или вовсе заброшена в дальний потайной угол, обросла слоем пыли, и страшно извлекать ее на свет, и лучше не вспоминать, не искать, не сравнивать.
Так или иначе, но за семейным столом Ларионовых возникло само собой, не померкнув до конца вечеринки, то редкое, заразительно доброе настроение, когда забывается мелочное, неглавное, привходящее, когда говорят, что думают, а попрощавшись с хлебосольными хозяевами, не злословят за их спиной. Есть такое простонародное выражение: «отдохнуть душой». Это можно было сделать в тот вечер у Ларионовых.
Много шутили, пели. Потом Ирина Анатольевна посекретничала с мужем и попросила слова.
— Тихо! Невеста говорить будет! Тихо! — Сафар Бекиевич ткнул пальцем в бок Нахушева, который завел спор с захмелевшим историком.
— Спасибо вам, друзья, — сказала Ирина Анатольевна. — За внимание, за ласку. Мы очень тронуты, поверьте… Спасибо. А сейчас я хочу обнародовать одну семейную новость… В нашей семье и… в семье наших будущих родственников Шалико Исидоровича и Нонны Георгиевны, — она сделала жест в сторону супругов Кочорашвили, — скоро произойдет важное для нас событие.