По своему разумению я выбрал и купил это на барахолке на свои девятьсот рублей, которые мачеха велела истратить на экипировку, и вообразил себя франтом. Не потому, что начисто был лишен вкуса: все-таки — первая моя гражданская одежда после трех лет ношения примелькавшейся военной формы, — теперь я не напоминал голодранца с Хитрова рынка и уж совсем не походил на юного лорда Фаунтлероя, с которым, думалось мне, навсегда покончил. Шинель, правда, пришлось носить. Не мог же я совсем не внести никакой лепты в материально-продовольственный баланс нашей новой семьи. На деньги, вырученные от продажи кожаных армейских ботинок, которые я привез с собой, мы приобрели вполне приличного поросенка.
Вечером я отправился в школу.
Широко, победно шагая, с залихватским чубом, торчавшим из-под кубанки, в поскрипывающих туфлях и долгополой шинели, не маменькин сынок, не Пупсик, а бравый солдат, вернувшийся с фронта (на рубашке позвякивали медали!), я казался самому себе отважным завоевателем, устремившимся покорять Эльдорадо или что-нибудь в этом роде.
Каково же было мое удивление, когда перед входом в класс я вдруг почувствовал, как колотится сердце и прежняя, вроде бы забытая робость сковывает меня по рукам и ногам.
Я не разревелся перед дверью, как двенадцать лет назад в Растяпине, но вошел баком, пробормотал «здравствуйте» и сел на свободное место, которое указала мне миловидная улыбающаяся девушка в черном пальто и аккуратных бурочках с калошами, плотно облегавших ее ноги, крепкие и стройные, как я успел заменить. Улыбка ее относилась к моему комично-надутому виду, кубанке и чубу, о чем я узнал позднее от нее самой.
Девушка эта была Ирина.
Моя будущая жена.
В классе пар валил изо рта, сидели одетыми. Математик, флегматичный худой мужчина лет пятидесяти, в пальто с вытертым цигейковым воротником и подшитых валенках, за весь урок не поднялся со стула, объяснял бином Ньютона устно, помогая себе жестикуляцией и лишь изредка откидываясь на спинку и записывая мелом на доске какой-нибудь многочлен, который иначе невозможно было запомнить и воспринять. К концу урока доска была испещрена его отрывочными, небрежными записями.
— К следующему разу повторите бином и решите каждый по пять любых примеров из Шапошникова, — сказал он, торопливо вставая, когда прозвенел звонок, подхватил портфель, журнал и быстренько ретировался.
Ребята (их было шестеро) на перемене курили во дворе, и я присоединился к ним. Трое, как и я, — фронтовики, демобилизованные по ранению, среди них даже капитан, остальные учились в вечерней потому, что работали. С новыми однокашниками я перезнакомился моментально — как-никак те же солдаты, — и скоро был в курсе всех классных отношений и дел.