— Ваша фамилия? — спросил он, не повышая тона.
— Макунина.
— Макунина?.. Может, вы — родственница?..
— Да. Моя мама — завуч нашей школы. Но это не имеет значения…
— Разумеется, сейчас это не имеет значения. Так вы не отдадите?
— Нет.
Он собрал всю свою волю.
— Я настаиваю. Мне очень не хочется, чтобы вы потом пожалели о случившемся.
И опять он говорил не то, не то!
Класс притих.
Черт его дернул придраться! Ну, пусть бы читала. Сам небось и не то выделывал, сидя за школьной партой! И тут его осенило: это она!.. Героиня ночной сцены в подъезде! Тот же глуховатый низкий голос, те же упрямые нотки. Конечно — она! А раз так, — остается еще одно средство.
— Возможно, вы ведете себя так независимо, рассчитывая на поддержку вашей мамы?
Он презирал себя сейчас за недозволенный прием. Видно, стали сдавать нервы. Даже если он сломит ее упорство, неизвестно, кто проиграл.
Оля молчала. И когда Ларионов уже раздумывал, как бы отступить, окончательно не уронив своего учительского достоинства, на глаза ее навернулись крупные горошины слез.
— Возьмите! — резким движением она положила наполовину смятое письмо на краешек парты. Она сказала только одно слово: «Возьмите», а у него звенело в ушах другое: «Возьмите и отвяжитесь!»
Евгений Константинович вернулся к столу и положил конверт адресом вниз. В уголке, там, где стоял обратный адрес, он успел разглядеть фамилию отправителя, написанную четким энергичным почерком: «Г. Сченснович».
До конца урока Ларионов даже не посмотрел на письмо и продолжал рассказывать, как будто ничего не произошло. Но внутри у него было пусто и противно. В глазах ребят он читал ожидание: что же будет с письмом?..
Когда прозвенел звонок, Евгений Константинович кивком головы отпустил класс и подозвал Олю. Она подошла хмурая, отчужденная, сжимая в кулачке носовой платок.
— Пожалуйста, возьмите, — пододвигая к ней конверт, сказал он. — И не надо расстраиваться…
И то ли от его участливого тона, то ли еще от чего, но слезы снова заблестели на ее ресницах.
— Спасибо, — сказала она и, взяв письмо, пошла к выходу, но у дверей задержалась и, обернувшись, добавила: — Извините меня…
…Вернувшись после уроков домой, Евгений Константинович застал сына сидящим за письменным столом над разорванной пополам тетрадкой.
— Что случилось?
— Ничего особенного, папа, — отозвался Алексей. — Первый раз в жизни я получил двойку.
Из другой комнаты выглянула возмущенная Танина рожица.
— Он все правильно сделал. Она ему неправильно банку поставила!
— Какую банку? Как ты говоришь, Таня?
— Как все говорю. Она даже не проверила!