В нашей семье, кроме близнецов (меня и Ивана), было еще два брата — Никита и Илья и сестра Матрена.
У отца земли было мало, и наша семья никогда не имела в достатке своего хлеба. Отцу приходилось наниматься пильщиком, а старшему брату Никите бурлачить на Волге. Я не помню отца без работы.
Наша изба была небольшая, крытая тесом. Кровати в ней заменяли скамейки из широких досок. Справа от двери стояла большая русская печь, да перед «красным углом» небольшой простой стол и стул. Вот и вся обстановка.
У нас любили сумерничать: после дневных трудов сидеть и отдыхать в темноте. Но вот мать зажигает керосиновую висячую лампу «семилинейку», а с появлением света приходит и сосед. Вслед за ним другой. Так постепенно изба заполняется людьми. Рассядутся где кто может: на скамейках и просто на полу, и начинаются беседы. Каждый старался рассказать что-нибудь: матросы с барж — о жизни в городах, плотогоны — о том, как они проводили сплав леса по реке Кокшаре, плотники и пильщики — о своем. Некоторые бывали в самарских и донских степях, где косили сено и хлеб.
Мы, дети, забившись в каком-нибудь укромном местечке, сидели тогда тихо-тихо, слушая рассказы бывалых людей. Так и засыпали. Обычно эти беседы затягивались до глубокой ночи. Мы любили такие длинные зимние вечера.
С пасхальных дней, когда земля становится суше, молодежь переносила свои развлечения в центр села, на площадь, где устраивался большой хоровод, пелись те же песни, что и на посиделках.
Чуваши — веселый, душевный народ. Однако жилось им нерадостно. Наряду с постоянными недостатками, в чувашских семьях часто вспыхивали болезни: брюшной тиф, дифтерит. Люди умирали, особенно дети. Моя мать родила 12 детей, а в живых осталось пять. Такие болезни, как чесотка и трахома, были национальным бедствием. В детстве я болел постоянно, особенно болезнью, которую называли горячкой. Тогда мать, бывало, натрет картошки и этой массой обвяжет ноги и голову. Вот так и лечили. Кроме горячки переболел я брюшным тифом, желтухой, дифтеритом и бог знает еще чем.
На несколько десятков деревень была одна больница и при ней врач и фельдшер. Больной, так и не дождавшись медицинской помощи, умирал.
Но более трудные дни для чувашей наступали осенью, когда надо было платить налоги. Срок этот приурочивался ко времени уборки скудного урожая хлебов и овощей и сбора хмеля. Народ готовился к этому, как к величайшему бедствию, торопливо тащили на базар последний кусок домотканого холста, последнего поросенка, петухов и все, что можно было продать.
Налоги и подати были высоки. Были подати государственные, были земские, были и церковные. Все они почему-то из года в год росли. Собирал налоги староста. С понятыми он ходил по дворам. Но не все могли платить. Тогда приезжали в деревню волостной писарь и старшина, а с ними и становой — добирать недоимки. Пороли.