Я молча подобрала выпавшую палку. Перехватила удобней, примерилась для удара.
«Лина, что ты делаешь? Что происходит?»
— Добей… я… долго не смогу…
«Я ей помогаю. Как умею».
Била я несильно — только так, чтобы лишить сознания. И будь Лоиса обычным человеком, она бы сразу упала в грязь. Но организм человека, отвергшего демона, поборовшего одержимость, работает немного не так.
На дорожку Лоиса всё-таки повалилась. Улыбнулась счастливо:
— Ты… поняла, да?
— Конечно, — я подняла было палку, но тут же опустила. Появилась идея получше. — Не волнуйся, всё будет хорошо.
Глупые слова, но на людей обычно действуют.
— Он…
— Я знаю, кто он. Я разберусь с ним. Отдыхай.
Старинное заклятье глубокого сна, помогавшее матушке при бессоннице, всплыло в голове само. Желудок тут же скрутило, боль пронзила всё тело — демоны не созданы для исцеляющей магии. Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Да, больно. Переживу. И Лоиса тоже переживёт.
Она спасла мне жизнь, пытаясь взамен расплатиться собственной. Магия жестока, а демоническая магия жестока тем более. Вырваться из-под контроля демона удавалось единицам — и жизнь их никогда впоследствии не складывалась счастливо, да и долгой, прямо скажем, не была. То, что нас не убивает, нас безнадёжно калечит.
Почему она пыталась? Почему ей удалось? Что ценного во мне… в Талине, ради чего стоило так яростно сопротивляться господину?
Словно в ответ на мои невысказанные вопросы, Лоиса уже наполовину сонно прохрипела:
— Подруги… навсегда?
Я села рядом с обмякшим телом, взяла за руку: пульс ещё прощупывался. Значит, глубокий сон может спасти. Если, конечно, в ближайшее время Лоисой займутся квалифицированные целители.
— Да, — тихо сказала я. — Навсегда. Разумеется.
Лоиса меня уже не слышала, да я на это и не рассчитывала. По щекам лилось что-то мокрое, горячее… Слёзы? Я так давно не плакала. Так давно не чувствовала ничего, кроме обжигающей злости и ненависти ко всему миру.
Я и сейчас их ощущала, но теперь они сошлись в одной конкретной точке. И боль Талины, оплакивающей подругу, сплелась с моей яростью.
— Убью, — тихо проронила я. Слово упало во тьму и растаяло в ней. Словно пробуя его на вкус, пытаясь прочувствовать малейшие оттенки, я снова повторила: — Убью.
Ещё не знаю, как. Не знаю, чем. Но иначе не жить мне спокойно ни здесь, ни в бездне.
Впереди, на тропинке, послышались осторожные шаги. Я подняла голову — и коротко, зло выдохнула.
На меня внимательно смотрела Шадрина даар Фелльвор.