Ричард тоже сильно нервничает. Привычка обдолбаться перед съемками сильнее его, но ему неудобно нюхать кокаин при мне. Поэтому он смертельно скучает и спорит со мной по любому поводу. Чьи это слова: «Брак – это три месяца любви, три года ссор и тридцать лет терпения»? Мы с ним начали сразу с «трех лет ссоры», и о следующих тридцати годах мне даже думать не хочется.
Я занимаю себя рисованием, рисую одно и то же: двух держащихся за руки человечков. Не знаю, откуда взялся этот навязчивый сюжет. Так я изгоняю свою мечту об идеальной паре, что ли?
Изучаю себя в зеркале. У меня есть все, о чем мечтала. Я счастлива, только почему-то сама этого не замечаю.
А тут еще мигрень! Она не оставляет меня с самого раннего возраста. Этот недуг мешает личной и профессиональной жизни, не позволяет радоваться. Такое ощущение, что я никогда не остаюсь одна. Вечно в голове сидит зверек, царапающий изнутри черепную коробку в попытках выбраться наружу. Ужасно! Ни один врач не может определить, в чем причина.
Поэтому моя главная мольба сейчас – прекратить мигрени.
Наконец-то мне звонит издатель. Мои «Крысы» расходятся ни шатко ни валко: в два раза хуже ожидаемого. В год во Франции выходит больше сорока тысяч романов, пойди привлеки внимание к какому-то конкретно! Чтобы на мою книгу вырос спрос, потребовалось бы нашествие крыс на Париж, ну, или наступление года Крысы по китайскому календарю. К тому же меня некому рекомендовать, у моей книги нет почитателей среди знаменитостей.
– Этот твой принцип «сотрудничество-взаимность-прощение»… Как ты до него додумался?
– Он мне приснился.
– В общем, это была не самая лучшая идея. Один мой знакомый критик говорит, что это болтовня, действующая на нервы. Крыса, восхваляющая прощение, опровергает все труды этологов с объяснением поведения крыс. Крысе не может быть прощения.
– Я попытался представить, как могли бы эволюционировать крысы, если бы у них было лучше с сознанием. Плохи наши дела?
– Гм… В общем, во Франции «Крысы» не пошли, – печалится Шарбонье. – Зато вопреки всем ожиданиям у них громкий успех в России. Там всего за месяц продано триста тысяч экземпляров!
Вот так неожиданность!
– Как вы это объясняете?
– Там такое плохое телевидение, что население читает пропорционально гораздо больше, чем во Франции.
Я жаждал славы и обрел ее, но… не на родном языке. Конечно, нет пророка в своем отечестве, но в следующий раз, формулируя свою молитву, я уточню: «Пусть это раскупается… во Франции».
На волне моего успеха в России Шарбонье соглашается взять у меня следующую книгу. Какие у меня планы?