Я уже говорил, что в санскрите с ходьбой сравнивается не только время, но и знание – gati. В норвежском языке такая метафора тоже прослеживается, как в некоторой мере и в английском. Норвежцы говорят, что должны gjennomgått что-то, что буквально означает «пройти через что-либо», но это выражение в норвежском, как и в английском языке, имеет и переносный смысл. «Пройти через что-либо» подразумевает не только переместиться с места на место, но и познать что-то на собственном опыте. Носителям санскрита удавалось передать этот смысл намного лучше, чем в норвежском или английском языках; для этого у них было правило sarve gatyarthā jñānārthāś са, которое гласит: все, что означает «ходить», также означает «знать».
Меня ничуть не удивляет, что древнеиндийский и норвежский языки так одинаково трактуют значения слов ходить и знать. Сходства между их значениями отражают многовековые связи между людьми по всему миру и рассказывают об опыте, который люди накапливали во время путешествий. И это, безусловно, прекрасно.
Ходьба позволила нам стать теми, кто мы есть, а значит, перестав ходить, мы можем переродиться в нечто иное.
* * *
Последняя прогулка моего деда (дедули) закончилась встречей с расстрельной командой в крепости Акерсхус утром 9 февраля 1945 года. Немецкие оккупационные власти приговорили его к смерти. «Если бы я знал, что все так закончится, я сделал бы больше», – сказал дед судьям, после того как ему зачитали приговор. Дед работал юристом в Осло и бегло говорил по-немецки. Он тайно сотрудничал с Сопротивлением. Нацисты не нашли никаких прямых доказательств его связи с партизанами, но, в сущности, это не имело значения. Ранее в день ареста до деда дошли слухи, что его собираются арестовать и впоследствии казнить, но он знал, что, если попытается сбежать, вместо него в качестве назидания казнят другого норвежца. Дедушка даже не думал бежать, оставив умирать вместо себя кого-нибудь другого. Он позволил арестовать себя. Я думаю, в нашей семье не найдется ни одного человека, который в какой-то момент не задавался вопросом, как бы он поступил в тот день: так же как дед или попытался бы сбежать и спрятаться? На такие вопросы не знаешь ответа до тех пор, пока сам не встанешь перед выбором. Моя бабушка (бабуля) так и не оправилась после его гибели. Она больше не вышла замуж, и ее горе продолжало жить в ее теле все оставшиеся пятьдесят шесть лет ее жизни.
В те времена дома дедушку ждали три дочери – как и меня. Я изо всех сил пытался представить, что он чувствовал, делая последние несколько шагов в своей жизни. Порадовал ли он восьмерых норвежских нацистов, готовящихся его расстрелять, видом сломленного человека, делающего последние шаги к месту своей казни? Производил ли он впечатление человека, над которым можно издеваться? Или у деда все же получилось пройти последний путь уверенными шагами, показав расстрельной команде, что, хотя они могут убить множество людей, победа все равно не будет за ними?