Расспросив меня в подобной ситуации, он с одобрением отнесся к результатам анализа конкретной системы, но был весьма скептичен по отношению к попытке широкого обобщения, которым, по правде говоря, я гордился. К моему удивлению, когда во время доклада я перешел к этой части и услышал сомневающиеся вопросы кого-то из присутствующих, Л. Д. вышел к доске и продемонстрировал свой вариант доказательства справедливости этого обобщения.
К сожалению, этот период длился недолго. В январе 1962 г. Л. Д. попал в автомобильную катастрофу. Желание помочь спасению Л. Д. Ландау сплотило большое число людей, готовых день и ночь делать все, что могло принести хоть какую-нибудь пользу. Те дни вспоминаются как дни торжества истинного человеческого начала. Как осколок тех далеких дней передо мной лежит на столе авиационный сертификат, оставшийся у меня после одного из дежурств. На нем написано: «Срочно. Срочно. Срочно. Человеческая жизнь в опасности. Получатель критически болен. Немедленно свяжитесь с соответствующими лицами». Адрес — Московский аэропорт, получатель — мистер Ландау. Лекарство доставлено из Брюсселя по заказу из Лондона.
Л. Д. Ландау остался жив. Но он уже не был прежним Дау. Не могу забыть фразу, которую он постоянно повторял, когда вы приходили его проведать: «Вот боли пройдут, и мы обязательно поговорим».
М. И. Каганов
ЛАНДАУ — КАКИМ Я ЕГО ЗНАЛ[52]
Бывают ученые, и большие ученые, вся биография которых сводится к списку научных работ. К нему часто прибавляют одно или два неожиданных высказывания, свидетельствующих, что и человек, целиком ушедший в науку, во всем мыслит оригинально. Но, чтобы дать представление о таком многостороннем человеке, как Л. Д. Ландау, надо обрисовать его во всех планах, подробно рассказать не только о его научных достижениях, но и о своеобразных взглядах на жизнь.
Л. Д. Ландау, хотя и был человеком педагогической складки, не отличался терпимостью. Излагая свою точку зрения на тот или иной научный пли житейский вопрос, он ясно показывал или прямо высказывал свою нетерпимость к инакомыслящим. Многих это отталкивало. Но теперь, когда Дау больше нет, можно думать, что и люди, совсем не согласные с его взглядами, отнесутся к ним по крайней мере с интересом. Как бы ни отличались воззрения Дау на жизнь от общепринятых, они были глубоко выстраданы и выбраны им не как самые удобные.
Личность во всех отношениях цельная, Дау искал и в жизни нечто соответствующее его общему научному методу. Рыцарь теоретической физики без страха и упрека, он служил своему идеалу всегда и во всем. Этим служением проникнута его жизнь в самых далеких от науки областях.