Воспоминания о Л. Д. Ландау (Зельдович, Гинзбург) - страница 197

Что в этой легенде о Л. Д. Ландау было правдой, а что нет, мы тогда не знали, но нам этот человек определенно нравился.

Должен признаться, что нравилось нам не столько то, что он крупный физик. К тому времени мы уже прослушали курсы общей физики, электродинамики, квантовой механики и др. и нас именами крупных физиков нельзя было удивить, тем более что и наши преподаватели сами были крупными физиками. Но вот сочетание его универсальных знаний и молодости с резким нелицеприятным обращением, невзирая ни на что, кроме науки. Это было здорово!

Это импонировало нам больше всего, правда, пока еще никто из нас не встречался с ним и не мог узнать из его уст свой «диагноз».

Учившие нас физики, пользовавшиеся заслуженным авторитетом, и, разумеется, не только у студентов, знали Л. Д. Ландау достаточно хорошо, но наши сведения о нем были не от них.

В середине 30-х годов (1936?) только однажды небольшая группа студентов-физиков могла, правда косвенно, почувствовать масштаб научного авторитета Л. Д. Ландау.

Тогда ему не было и тридцати.

Произошло это после лекции одного профессора на Моховой в «новом здании» старого МГУ. После лекции к лектору подошли студенты и один из них изложил нашему лектору — крупному физику — свою точку зрения на один из обсуждавшихся в лекции вопросов. Лектор был решительно с этим не согласен и отверг высказывания студента. Он «громил» его с разных точек зрения, причем в свои аргументы вкладывал еще и свой бурный темперамент. В конце концов он победно сформулировал окончательно свою точку зрения на физическую задачу, о которой уже минут 15—20 шел разговор. И вот тогда присутствующий здесь же наш преподаватель — хороший физик, ведший у нас семинары, — вдруг тихо заметил:

— А Ландау сказал (кажется, он назвал его Дау), что здесь дело вбстоит не так, как вы говорите.— Он даже не сказал, что думает Ландау, а просто сказал, что он думает не так.

И этого оказалось достаточно, чтобы от уверенности нашего глубокоуважаемого профессора и от его энтузиазма не осталось и следа. В нем словно что-то мгновенно переключилось. Не то чтобы он принял утверждение студента — нет, он теперь искал, в чем бы могла быть ошибка в его рассуждениях. Раз Ландау сказал…

Нас ошеломило не то, что наш профессор, возможно, ошибся. Ошибаются все (и Ландау в том числе). Нас ошеломило то, как подействовало упоминание только одного имени, и в сущности имени совсем молодого человека. Теперь для нас на первый план выступил Ландау как крупный физик, пользующийся непререкаемым авторитетом у физиков высокого ранга.