Что касается квантовой теории, то всегда было известно, что роль Эйнштейна в ее развитии до 1925 г. была очень большой. Сейчас, особенно в связи со столетним юбилеем со дня рождения Эйнштейна (14 марта 1979 г.), появилось много новых статей, из которых ясно, что эта роль еще значительнее, чем многие думали[42]. Любопытно было узнать или, точнее, вспомнить, что Н. Бор долгое время резко отрицательно относился к идее Эйнштейна о квантах света (фотонах). Так что в спорах Эйнштейна с Бором далеко не всегда последний оказывался прав, как это обычно принято считать. Что же касается квантовой механики, то неверно говорить об ее отрицании или недооценке Эйнштейном. Дело в другом, в том, что Эйнштейн считал квантовую механику неполной, думал, что за ней «еще что-то есть». Здесь не место развивать эту тему, но, хотя я и придерживаюсь вполне ортодоксальных взглядов на квантовую механику, много раз убеждался, что глубокое преподавание ее основ не так уж распространено, да и в научной литературе поток дискуссионных статей на эту тему отнюдь не иссякает. Здесь мы сталкиваемся с гносеологией, в известном смысле выходим за пределы физики. Распространенное мнение, что все уже в основах квантовой механики, по сути дела, достаточно ясно, скорее всего, справедливо. Однако считать любые сомнения на этот счет каким-то обскурантизмом представляется совершенно неправомочным. Коротко говоря, нет оснований, как мне кажется, и в позиции Эйнштейна в отношении квантовой механики видеть нечто трагическое.
’Эйнштейн всегда был одиночкой[43], работал с немногими сотрудниками. В конце жизни он действительно был как-то в стороне от магистральных дорог развития физики в тот период. Но оставался очень активен в общественной жизни, много переписывался[44]. Его положение никак не назовешь изоляцией, а от почитания ему приходилось уклоняться, оно тяготило.
8. Остановлюсь на своих непрофессиональных отношениях с Ландау. На мысль, что это целесообразно сделать, навело следующее. Заметку, дополнением к которой является настоящий текст, я дал еще в рукописи прочесть нескольким лицам. Было сделано некоторое число замечаний, кое-что я учел, кое-что не считал нужным менять. Но помню сейчас только один совет — вычеркнуть то место, где говорится о подсчете разницы в возрасте. На мой вопрос, почему нужно выбросить, последовал только лаконичный ответ: это лишнее. Я не вычеркнул этого абзаца, но с тех пор затаил мысль: а не была ли причиной совета возможность заключить из абзаца, о котором идет речь, что мы с Ландау были на «ты». Получалось, что я как-то специально хотел дать понять свою близость с Ландау.