Фр-р-р! И упорхнул сокол ясный. А я смотрела вслед и думала: не то громко думать начала, не то студент научился мысленную речь слышать. Ведь из хаотичных движений пальцами вряд ли можно было понять, что конкретно я излагала.
— И думаешь громко, и его хорошо в Академии учат, — объяснил дед, закрывая дверь. — Пойдем поговорим.
Я резко обернулась и уставилась на деда. В голове мелькнуло непонятное: «И ты, Брут?»
— Не знаю, кто или что такое Брут, но я тоже тебя слышу.
Чай обжигал губы, щекотал ноздри ароматным сбором разнотравья, жаром чашки согревал ладони. Тишину, воцарившуюся в гостиной, нарушало только размерное тиканье огромных напольных часов, недавно поселившихся в нашем доме.
Студиозусы, куратором которых Осей был на протяжении всего обучения, решили память о себе оставить. Сбросились деньгами, упросили коллег-артефакторов и заказали им это монстровидное чудовище, притворяющееся хронометром. Дед велел водрузить короб на видное место, раз в три дня торжественно доставал из встроенного выдвижного ящичка ключ и аккуратно заводил механизм, внимательно считая обороты.
— Даша, согласись, что это очень правильно — отслеживать время, — каждый раз, дирижируя ключом, обращался ко мне чародей. Я соглашалась. Да, правильно. Но зачем же такие куранты, когда есть более компактные и менее громкие модели? Осей объяснял: — Часы соответствуют размеру уважения.
Пусть так, но когда каждую ночь с предварительным натужным хрипом старого астматика вреднющий механизм в час пополуночи выдавал громоподобное «Бом!», мне хотелось разобрать его на составляющие, проклясть вечным недержанием каждого из студентов выпускной группы и залепить уши воском. Сдерживало только то, что дед часами гордился, а я любила деда и потакала всем его капризам.
— Я вот что хотел сказать, стрекозка… — Осей долго собирался с мыслями, жевал губами, складывал пальцы в мудры и вновь играл губами. Наконец-то решился. — Почти три года, как ты часть моей семьи и моей жизни. Всё это время я наблюдал за тобой. Не по воле приятеля моего Горислава Борисовича, а интереса своего ради.
Изучал как неведому зверушку, мысленно хмыкнула я, но дед «услышал».
— Не совсем так, Даша. Множество несоответствий возбудили моё любопытство. Волей случая я степняками интересовался. Хотел знать, как сестра моя после замужества живёт. Наверное, поэтому ведаю об этом народе немного больше, чем другие. Что-то Арина в письмах повествовала, что-то из книг вычитал, что-то от путешественников самолично слышал. Так вот, стрекозка, ты не степнячка. Телом легким тонкокостным, разрезом глаз, смуглостью природной и волосом тёмным да тяжёлым — один в один. Но знаниями, ухватками, норовом странным ты кто угодно, но не дочь степей.