Пётр шагал неторопливо, время от времени поправляя тяжёлый груз. Интересно, сколько ему лет? Высокий, крепкий. Вон какая спина широкая. Лет семнадцать, наверное, может, немного меньше. Скоро женить будут. Дети в деревнях быстро взрослеют. В интернете писали, что незабвенному Сусанину, когда поляков водил, было тридцать два года, а замужней дочери его шестнадцать стукнуло.
— Тэбе як звуть? — прервал мои размышления Петро.
Пожала плечами. Ведь я действительно не знаю имени своего. Ни из прошлой жизни, ни из этой. Даже странно, что это меня никак не заботило. Баба Марыся «дэтиной» кликала. Мать провожатого «дивчиной» назвала. Да и толк какой был бы от того, что имя своё знаю — сказать всё равно не смогу.
— В сели балакают, шо ты нима. Правда, шо ли? — парень остановился. Не то передохнуть захотел, не то поболтать.
Кивнула — да, немая.
— А рокив тоби зараз скильки? — продолжал выспрашивать меня провожатый.
Показала растопыренные ладошки и еще два пальца.
— У-у-у-у! Так ты не мала зовсим, — смесь удивления и радости на лице парня перешла в решимость. — Слухай сюды. Ты мене дюже подобатися[3]. Я тэбе и у реки бачив, и у поли. — Видя, что я не понимаю, смутился слегка, но продолжил более решительно: — Люба ти мене. Пийдешь за мене?
Это что, граждане? Он меня сейчас замуж позвал, что ли? Но мне же всего двенадцать лет. Извращенец и педофил! Стояла, глазами хлопала на столь неожиданное предложение.
— Дивки у сели доросли, як коровы, — и руками показал, где у односельчанок всего много. — А ти як тростиночка. Худесенька, малэсинька… Так и хочится на руках носить. Ти не бийся, я не буду тэбе обижати. Пийдешь за мене?
Мысленно взвизгнула и рванула через мостик в гору. Ой, мамочка милая! Что, если бабка тоже решит, что это лучший для меня вариант, и отдаст замуж. Бежать! Бежать, куда глаза глядят. Только где гарантия того, что меня кто-то другой не решит сделать своей женой? А то и вовсе наложницей…
Во двор забежала едва дыша, а следом Пых, обиженный на то, что не подождала его. Подхватила зверька на руки и в сени нырнула. На сундук с ногами забралась, затаилась. Стать бы мышкой маленькой, забиться в щёлку и сидеть тихо-тихо.
Услышав, что я вернулась, баба Марыся вышла на крыльцо, но встретила там не меня.
— Петро? Шо ты здесь робишь? А дэтина моя де?
— Убэгла. Я взамуж её позвал, а она убэгла. Вот мотузка ваша.
— Вза-а-а-амуж? Ось як… Ужо и женилка выросла.
— Я мамке кажу, пусть сговариваться прийдет. Ждите, баба Марыся.