Женщина охнула. Должно быть, представила, как её кровинушки принесут в подоле чернявых и раскосых внучат. Но муж осадил её одним взглядом.
— Нам бы только денег собрать, если выкуп объявят. А ты, девушка, не думай, бери. Хорошие перины.
Достала из внутреннего кармашка две малые серебряные монетки и протянула сельчанину. Он покосился на притихшую жену, вздохнул, но отрицательно качнул головой.
— Много даёшь, девица.
Но я, впечатлившись горем родителей, тоскующих по дочерям, упрямо совала деньги в твёрдую мозолистую руку.
— Даша, постой, — остановил меня Ерофей. — Подумай, как мы до дома всё это дотащим.
— Далече живёте? — живо поинтересовался крестьянин, пока ещё не взявший плату и понимающий, что мы в любую минуту можем уйти, испугавшись большого веса будущей покупки.
— Четыре квартала по прямой, — махнул в сторону нашей улицы парень.
— Дорогу покажешь — до самого дома доставлю, — предложил хваткий селянин.
Похоже, его сильно утомил базарный шум, тревожило отсутствие вестей из дома и мучили сомнения, как взять огромные деньжища, не поступившись совестью.
Я осмотрелась и увидела, что крестьяне на торг привезли не только перины. К ним прилагались комплекты вышитого по углам постельного белья, стопка белёных полотенец и несколько объемных мотков пряжи. Показала пальцем на всё увиденное, вопросительно посмотрела на хозяина добра и опять протянула монетки. Хватит ли?
— Ну, ежели так, тоды… — и селянин махнул рукой, — забирай! Показывай, паря, куда править. Неча нам здеся прохлаждаться. Дома ждут.
Вспомнив ещё обо одном деле, дернула Ерофея за рукав и жестами показала, что отойду на пять минут, пока они грузятся. С сомнением, но меня отпустили.
Ряд, где продавали гребешки, ленты и заколки, был недалеко, но пока я делала выбор, забыла и о времени, и о том, где нахожусь. В реальность вернул сердитый голос жениха:
— Нельзя же так, Даша! — он твёрдо взял меня за руку и повёл за собой к выходу, где нас поджидали сельчане.
М-да… А Ерофей-то и впрямь женихом себя почувствовал. Контролирует, заботится, опекает. Смешной, взъерошенный мальчик, — выдало оценку ситуации моё взрослое сознание. Но ничего, скоро я его причешу. Два славных гребня лежали в моей суме. Один для моей иссиня-чёрной косы, другой для пшеничных с рыжиной кудрей моего кавалера.
Мы шли за гружёной телегой, которую тянула уныло плетущуюся в гору лошадка с коротко стриженой гривой.
— Похоже, что хозяин рыбарь, — нарушая затянувшееся молчание и пытаясь сгладить неловкость от короткой, но эмоциональной отповеди, сказал Ерофей.