Однажды вызвал меня к себе очередной директор — человек трусливый, больше всего на свете опасавшийся ответственности.
— Знаете, во сколько уже сейчас оценивают Покорителя? — сказал он, едва я вошел к нему. — Нам предлагают за него десять тысяч!
— Что ж, — ответил я, — он того стоит.
— А вы думаете и дальше держать его на холоде?
Я сказал, что от этого теленок будет только здоровее.
— Не выйдет, — сказал директор, — рисковать Покорителем я не позволю.
Я стал убеждать его, что никакого риска в этом нет. Несколько дней назад я всех телят перевел в новый неотапливаемый телятник — там сухо, никаких сквозняков, равномерно-прохладная температура, и я думаю, что это и есть наилучшие для молодняка условия.
Но директор ни в какую: не дам рисковать, да и только!
Иван Дмитриевич Варварин, который обычно меня во всем поддерживал, на этот раз стал на сторону директора:
— Да понимаешь ли ты, Станислав Иваныч, — вмешался он в наш разговор, — что Покоритель не простой бычок: такого животного в совхозе еще не было. Ой, смотри, Станислав Иваныч! Я бы на твоем месте рисковать Покорителем не стал.
Вышел я из конторы и не знаю, что делать: так на меня нажали, что стал я колебаться.
Пошел в лагерь. Покоритель стоит в своей клетке — могучий, серебристый красавец. Я выпустил его из клетки на подмерзшую, чуть припорошенную инеем землю. Он сразу стал прыгать, резвиться — веселый, сильный.
«А вдруг, — думаю, — и правда с ним что-нибудь случится? Как можно все предвидеть? А мои противники только и ждут этого».
Человек я настойчивый. Угроз и запугиваний не боюсь. Если в чем уверен, действую до конца. Но тут случилось, что единственный раз в жизни я не устоял и поступил так, как считал неправильным.
Покорителя перевели в прежний теплый телятник. Случаев суставолома у нас уже некоторое время не было, об этом можно было не беспокоиться. Тревожило другое: там было слишком тепло и сыро, а когда открывали с улицы двери, в жаркое помещение врывалась струя холодного воздуха. Как бы не застудили бычка!
Проверив, нет ли в телятнике сквозняков, и отдав все нужные распоряжения, я поздно вечером ушел домой.
Но тревога за Покорителя не покидала меня и дома. Плохо чувствует себя человек, когда знает, что поступил неправильно. Всю ночь мучила совесть: не должен был я уступать, раз уверен, что выращивание в холодных условиях полезнее. Не должен я был соглашаться перевести Покорителя в теплый телятник. Нет, не должен я был этого делать.
Просыпаюсь я всегда рано, а в это утро проснулся раньше обычного. Была еще ночь, но мне уже не спалось. Взял я фонарь и вышел на улицу.