— Слышал я о вас давно, — улыбнулся он, — и притом самые разноречивые отзывы. Одни говорят: «Штейман вредитель, скот губит. Гнать его, да поскорее». Другие говорят прямо противоположное: «Чудеса творит! Берет паршивую коровенку, за которую мужик и пятидесяти рублей не даст, и в короткий срок превращает ее в рекордистку…» Между прочим, Иван Владимирович Мичурин просил передать вам привет. Кто-то ему рассказал про ваших телят. Очень ему понравилось. Он так и сказал: передайте Штейману, что он молодец! Что и в животноводстве пора иметь людей смелых и решительных, чтобы не корова заботилась о себе, а зоотехник о ней. — Он весело, совсем по-молодому рассмеялся. — Ну, ведите нас, показывайте свои чудеса!
В составе этой комиссии, как я потом узнал, были крупные специалисты-животноводы. Они очень внимательно осматривали стадо, многих животных измеряли и взвешивали, тщательно проверяли все записи удоев и жирности молока, и очень дивились тому, что я держу в памяти: когда какое животное родилось, кто были его родители, какие удои были и год назад и пять лет назад.
— Ну и память! — удивлялись они.
А на самом деле у меня память не такая уж хорошая. Правда, все, что касается наших животных, я помню всегда отлично, а во всем другом — так тут у меня память самая обыкновенная: даже имена людей запоминаю плохо.
Весь день я ходил с членами комиссии по хозяйству и понял, что караваевские животные очень им понравились и мою работу они одобряют.
Уже было за полночь, когда члены комиссии один за другим подписали акт. В этом акте говорилось, что стадо швицкого скота совхоза Караваево можно считать племенным и многих животных следует внести в государственную племенную книгу, а наше хозяйство сделать племенным совхозом и считать главной его задачей — разведение племенного скота.
Комиссия уехала. В совхозе было празднично. Все знали, что наркомат совхозов обещал помочь нашему хозяйству и средствами и специалистами.
Только один человек не радовался — это был ветеринар. Несколько дней он совсем не показывался на улице — наверно, пил в одиночестве. Потом его увидели — он шел пошатываясь, опухший, с красными воспаленными глазами. Его светлые фетровые бурки были измазаны, а франтовский шарф волочился по снегу.
— Постой! Постой! — подзывал он каждого встречного и пьяно жаловался: — Разве у нас ценят специалистов? Скажи мне, ценят? У меня диплом, образование, а у него что?.. — Не находя поддержки, он махал рукой: — Ни черта вы все не понимаете! — и шел дальше.
Так он бродил по всему совхозу: заглядывал на скотные дворы и в телятники, в контору, столовую, наконец, забрел в помещение, где стояли быки. В это время там никого не было: скотник, ухаживавший за быками, вышел зачем-то в соседнее помещение.