Один раз приходит ко мне Нина Смирнова и тоже, как Александра Матвеевна:
— Возьмите меня на работу!
А было ей тогда всего четырнадцать лет, в шестой класс только перешла. Стоит передо мной — худенькая, с косичками, совсем еще ребенок.
Я говорю:
— Рано тебе еще работать. Подожди годик, подрасти, поучись.
Она заплакала:
— Что же вы, — говорит, — мне не доверяете? Разве я уже не доказала, что могу работать не хуже взрослой?
* * *
С каждым днем жизнь в совхозе становилась труднее и труднее. Война все ближе подступала к нам. Настроение было тревожное. Осенью враг подошел к Москве. Стояли настороженные осенние вечера. В один из таких вечеров неожиданно прервалась радиопередача и диктор объявил воздушную тревогу. Вслед за этим раздалось неторопливое, но грозное постукивание метронома.
Я вышел из дому на улицу. Все помещения совхоза были затемнены. Кругом мрак, только высоко вверху сверкают крупные осенние звезды. Почти в тот же момент раздался тревожный звон металла о металл — это был местный сигнал воздушной тревоги. Из домов выскальзывали еле приметными силуэтами люди, на долю секунды возникала узкая полоска света из раскрытых дверей, потом снова темнота, и снова по улице спешит тихая тень. Со всех сторон бежали женщины к скотным дворам и телятникам. Когда я пришел в первую бригаду, там уже собрались все доярки. Торопливо они надевали на коров специально изготовленные нами противогазы и выводили животных в ближайший лесок. Все работали четко, быстро, молчаливо.
Я вышел из скотного двора, чтобы поспеть во вторую бригаду. В черном осеннем небе, далеко, на самом горизонте, вспыхивали зарницы. Странные какие-то были эти зарницы. Они почти не гасли, и вся эта часть горизонта светилась зловещим багровым светом. Потом я услышал далекие-далекие глухие удары.
— Ярославль бомбят!.. — сказал с негодованием кто-то.
Мимо меня торопливо проводили коров и быков с натянутыми на морды противогазами. Животные, казалось, чувствовали беспокойство людей: потревоженные не вовремя, они не мычали, а молчаливо и покорно подчинялись всем требованиям. Одно животное за другим скрывалось в ближайшем леске…
Через несколько дней после первой тревоги Шаумян сообщил мне, что наркомат требует начать подготовку к эвакуации нашего скота. Численность караваевского стада составляла тогда двести сорок голов, а с молодняком более пятисот голов. Предполагалось вместе с рабочими и служащими совхоза погрузить всех этих животных на баржи и отправить вниз по Волге. Мне было ясно, что животные такого путешествия не выдержат, что даже при самом лучшем уходе все стадо погибнет.