Всех нас это держит в постоянно деятельном состоянии. И какими бы расхожими ни показались мои слова, но это правда заставляет меня чувствовать собственную нужность. Ведь мы, вроде как, реально помогаем ближним. И с некоторых пор к нам тянутся присоединиться очень много новых людей. Каждый четверг по вечерам к нам приходят женщины всех возрастов – даже Лорен с Джоэли заглянули на одно из наших сборищ! Хотя одной из изначальных участниц первого, пожилого состава, Молли, это страшно не понравилось. Она заявила, будто не хочет, чтобы «вся эта молодежь» со своими «новомодными воззреньями на мир» как-то внедрялась в ее родной клуб. Так что она использовала все свои старушечьи силы, чтобы их спровадить, отпуская разные расистские и – что еще хуже – злобно-критиканские ремарки. Членам помоложе это, естественно, совсем не пришлось по душе. Одно дело, когда старики с предубеждением относятся к китайцам, но когда они без конца называют твой новенький джемпер с единорогом «жутким, дешевеньким полиэстеровым дерьмом», это кого угодно отфутболит. Так что теперь в нашем клубе остались только прежние старушки да я сама.
На самом деле вечер четверга, пожалуй, мои самые любимые часы из всей недели. Даже не объяснить словами, как потрясающе – беседовать с этими умнейшими женщинами об их жизни. К тому же у них всегда имеется в запасе какая-нибудь «совершенно отпадная» сплетня о женщине, живущей через дорогу, над сувенирной лавкой. Последний из слушков – что у той дамочки, со всею очевидностью, роман с выгульщиком пса! А парню-то всего, мол, двадцать два!
Франни, между тем, продолжает говорить:
– Но я полагаю, есть и еще одна причина сказать Уиллу «нет». Твоя ближайшая подруга никогда тебе не простит, если ты отпразднуешь помолвку в то время, как помолвлена она. Хотя не думаю, что примадонческие истерики Лорен могли бы тебя остановить, реши ты и впрямь это сделать.
– О, это я и так понимаю, – торопливо говорю я. – Я бы ни за что так с ней не поступила. Я не стала бы оттягивать от Лорен всеобщее внимание. Поверь, я как никогда счастлива за Лорен и рада, что в ее жизни настал такой момент. Но сейчас это не имеет никакого отношения к делу, потому что я действительно думаю, что Уилл пошутил. Это была всего лишь шутка. Он вообще, знаешь, такой шутник! – Я пытаюсь рассмеяться, но звучит это глухо и фальшиво, и Франни, глядя на меня, вопросительно поднимает изогнутую дугой бровь.
Эта ее левая бровь столько способна выразить и передать! Мне так всегда хотелось освоить бабулино умение выгибать одну бровь. Когда я была маленькой, то месяцами упражнялась перед зеркалом, но эти слизняки на моем лице не выражали ничего, кроме насупленной сердитости. Они были темными и прямыми – точно ребенок чиркнул черным грифелем по белой доске. И неспроста я говорю «ребенок» – потому что они у меня еще и совершенно асимметричные. И это очень досадно. Причем как будто самого этого было недостаточно – на правой брови посередине сидит большущая проплешина, и из-за этого Лорен в четырнадцать лет устроила мне, помнится, сеанс «полного преображения». Закончилось это зелеными волосами, пурпурными тенями с блестками и донельзя, с чрезмерным пристрастием выщипанными бровями. Часть одной из них так больше нормально и не отросла, и мне каждый божий день приходится подкрашивать этот пробел.