— Из священных земель, — повторила я. — И это чистая правда, как и то, что Ашит — моя мать, как и то, что Белый Дух являлся мне. Но даже если бы я была пагчи, я всё равно осталась бы дочерью Праматери — Илсым и Создателя. Белый Дух создавал этот мир для жизни, а не для вражды, он признал все творения, появившиеся на его землях, и только люди не могут принять тех, кто отличен от них… хотя бы цветом глаз.
— Мне нравятся твои глаза, — улыбнулся Илан, и я снова отступила, увеличив расстояние между нами.
— Пусть Увтын дарует тебе добрые сны, — произнесла я и направилась прочь.
— Ашити…
— Она не желает продолжать разговор, — услышала я голос Юглуса и уже не стала оборачиваться, предоставив ягиру разбираться с советником каана.
А вскоре он сам нагнал меня. Мы остановились перед воротами, ночью звать в дом мужчину я уже не стала.
— Что они говорили тебе? — спросил Юглус. — Почему он просил прощения?
— Поговорим завтра, — ответила я, скрыв зевок тыльной стороной ладони. — Я и вправду устала, и у меня появились новые вопросы.
— Хорошо, Ашити, — кивнул воин. — Я расскажу тебе то, что знаю.
— Доброй ночи, Юглус, — улыбнулась я.
— Пусть Отец хранит тебя, Ашити, — ответил ягир и направился прочь.
А как только я вошла в ворота, из них вышли два других воина, которые будут охранять мой покой до утра. Танияр берег свою гостью, он заветы Белого Духа помнил лучше своего брата.
— Я же говорила — не ходи. Надо-надо, теперь вот… повадился.
На стол передо мной полетел букетик, собранный из полевых цветов. Впрочем, садовых и оранжерейных цветов в Белом мире попросту не было. Букет неожиданно громко ударился о столешницу, и мы с Сурхэм одновременно перевели на него взгляд. Я взяла цветы в руки, оглядела их и вытащила из середины серьги, подвешенные на бечевку, которой букет был перевязан. Усмехнувшись, я покачала головой:
— В изобретательности ему не откажешь.
— Что ты сказала? — Сурхэм перевела взгляд с подарка на меня.
— Говорю, что надо вернуть серьги Илану, мне они не нужны, — ответила я и протянула украшение прислужнице. — Найди его и верни. Только в лицо не кидай, это плохо и грубо.
— Что ж, кланяться ему что ли? — проворчала женщина.
— Нет, просто верни. Скажи, что я благодарю, но принять не могу.
— А заупрямиться?
— Сунь в руку, повесь на чей-нибудь забор или подари женщине, которая первой попадется на глаза. Он должен понять, что мне не нужны его подарки.
Еще мгновение полюбовавшись на серьги, я протянула их прислужнице. Они и вправду были недурны. Не громоздки, не велики, как большинство украшений, достаточно изящны, и я бы с удовольствием надела их, если бы этот дар преподнес другой мужчина.