Воин вышел из дома раньше, чем его сопровождение приблизилось. Он встретил их, забрал мешки у одного из мужчин, а потом вернулся назад. Это оказались дары от его брата — Архама — свежее мясо и горшки с солениями. В этом суровом мире съестные припасы ценились выше золота, зимой так уж точно. Поставив на стол мешки, Танияр склонил голову перед Ашит, затем посмотрел на меня и, кивнув, ушел уже совсем.
Признаться, я даже ощутила грусть. Всего за несколько дней я успела привыкнуть к беловолосому мужчине с синими глазами. Его молчаливая основательность и внутренняя сила чем-то напомнили мне несокрушимую крепость, за стенами которой можно было чувствовать себя в безопасности. Однако мне было, чем занять свою голову, и потому мысли о Танияре терзали меня недолго.
Шаманка продолжала обучать меня. Я внимательно слушала про травы, запоминала их названия и назначение. Оказалось, что учиться мне нравится, и я с удовольствием впитываю новые для себя знания.
— Ирхыз только на полную луну собирай, — говорила мне мать, держа в руке сухую веточку с широким листом. — Как только цветы появятся, смотри на небо. Раньше сорвешь, силы не будет. Позже — толку, больше вреда. А если всё верно сделаешь, от морозной хвори, что дитя, что взрослого исцелишь. Жар снимет, сон добрый даст. Запомнила?
Если бы она вываливала на меня все свои знания о травах разом, я бы не запомнила ничего. Однако Ашит была мудрой и учить умела. Показав два-три вида травы, она прекращала говорить о сборах, давая мне возможность рассмотреть и повторить всё, что она рассказала. Шаманка слушала, поправляла и хвалила меня. Это было приятно.
После травоведения, как я сама назвала наши уроки, мы переходили к следующему. Мама учила, где нажать, а где погладить, чтобы унять боль. Она называла это «лечить руками», а у меня всплыло в голове слово «массаж». Но как не назови, а знания были полезными. Ашит даже дала мне себя на растерзание, указав на поясницу.
— Ноет, — сказала она. — Лечи.
Скажу честно, мне было страшно. И пока я осторожно нажимала на спину матери дрожавшими от волнения пальцами, она вывернулась и с ехидством спросила:
— Хочешь упрямством взять? Будешь гладить, пока само не пройдет? Или руки слишком нежные? Так сейчас найду дело, сильней воина станешь.
— Красота женщины не в силе, но в ее изяществе и хрупкости, — наставительно произнесла я, вдруг вспомнив очередной изречение кого-то из прошлого.
— Так с тебя красивой только пыль смахивать, — усмехнулась шаманка и велела: — Делай, как учила.
Когда я закончила, Ашит поднялась с лавки, покривилась, держась на спину, а потом улыбнулась: