Если у вас уже есть материал и вы заняты написанием текста на его основе, все же может возникнуть необходимость заполнить пробелы, обогатить характеры персонажей или добавить объема сюжету.
Когда я писал сценарий для трехсерийной программы про армейскую жизнь по заказу BBC, то провел много вечеров за разговорами с семьями военных. Во время подготовки проекта о взыскании долгов я был стажером у коллекторов на улицах Ливерпуля. Необходимость написать судебного адвоката предоставила мне идеальный предлог пообедать с настоящим представителем этой профессии.
Все это значит, что нельзя просто вытягивать Основу из уже обработанных источников – газет, фокус-групп или существующих программ. Напротив, вы должны уметь представить свежий взгляд, новые подробности и оригинальные моменты, ярко изобразив их с опорой на собственный опыт. Это будет заметно.
Впрочем, это не лишает ценности чтение. Что угодно можно преподнести свежо, если вы каким-то образом связаны с Основой. Шекспир писал, во многом опираясь на тексты Холиншеда, Плутарха и других. «Кориолан» мало отличается от хроник Плутарха в том, что касается исторических подробностей, однако ритм, идеи, поэзия и смысл, который обрели факты этих хроник, определенно принадлежат Шекспиру.
В процессе написания сценария к фильму, затрагивавшему некоторые аспекты Холокоста, я прочел много книг и даже поговорил с теми, кто его пережил, и с теми, кто в нем виновен. У нас было много Основы, но все же она не была «нашей». То был документальный материал, который можно было использовать или не использовать в тот или иной момент в зависимости от контекста повествования. Если же мы хотели написать свою историю, если режиссер собирался ставить фильм по ней, надо было задаться серьезными вопросами о самих себе и о людях вокруг. Надо было выйти из зоны комфорта. Посещение концентрационного лагеря Заксенхаузен совсем рядом с Берлином лишило нас дара речи. Многое там сильно повлияло на нас, в том числе коллекция фотографий довоенного быта узников. Мы видели бесчисленное множество полосатых роб, изнуренных лиц с ввалившимися глазами, но эти снимки были другими: с них смотрели улыбающиеся отцы с детьми; жены, ведущие хозяйство; пекари; банкиры; художники и кузнецы. Они уничтожали анестезию дегуманизации, и истинные ужасы совершенного преступления выступали на первый план. Эти люди были нами. Туман истории развеялся, продемонстрировав наши собственные лица на фотоснимках, запечатлевших дни рождения, гордых владельцев магазинов на фоне своих детищ, невинные улыбки детей в надежных объятиях матерей.