— Михаил. Ты бросай пить. Я — Тишков Пётр Миронович. Сейчас тебе Вадим сломает один палец на левой руке. Если через неделю иллюстрации к моим повестям про Буратино не будут в редакции, то мы тебя найдём и сломаем все пальцы на обеих руках. Уяснил?
— Не надо. Я всё напишу, — сделал попытку забиться в угол Щировский.
— Надо. Это для тебя же. Вадим, — Кошкин подошёл и за долю секунды, так что художник даже не успел испугаться, проделал "операцию".
Вот только тогда Михаил и испугался, и завизжал, и обмочился. Ещё одно купание и почти вменяемый соратник.
— Михаил, а ты картины продаёшь? Я бы вот эти две купил, — Пётр указал на две особо удачные картины изображающие одно озеро, но в разное время года. "Диптих"? Или как это называется?
— Так забирайте, только не ломайте больше пальцы, — зашмыгал носом художник.
— Так нельзя. Ты ведь работал. У нас любой труженик получает по заслугам. Так сколько? — ещё не хватало так забрать, а потом товарищ заявит, что ему под угрозой жизни, палец предъявит, поставили ультиматум, либо картины, любо эта самая жизнь.
— Десять рублей.
— Хорошо. Вот двадцать, за обе, — Пётр вынул из кармана кошель и достал пару "красненьких", — Через неделю зайду в редакцию. Не подведи.
Порадовали только на последок. Пётр заехал в Суворовское училище. Генерал Тихончук Михаил Павлович был трезв и деловит. Спешил. В парадной форме и при орденах с медалями. Не мало. Обнял, позвякивая наградами.
— Ну, что Пётр Миронович, считай, получилось. Принято решение в Краснотурьинске создать филиал нашего училища. Подробностей не знаю. Приказ ещё не дошёл, где-то в пути. Это, так, добрые люди позвонили. Рад, поди? — от небольшого зеркала в углу кабинета прокричал генерал.
Пётр и в прошлый раз заметил, громкий голос начальника училища. Война. Скорее всего, последствия контузии.
— Конечно, рад. Спасибо большое, Михаил Павлович. Не пожалеете.
— Уже сто раз пожалел, но песни ты хорошие пишешь, а значит и человек ты — хороший. А мы — "хорошие люди" должны друг другу помогать. Иначе "нехорошие" верх возьмут. Согласен? — отвернулся, наконец, от зеркала, так ничего и не поправив, генерал.
— У вас ко мне какая-то просьба? Излагайте, всё, что в моих силах, — догадался Пётр.
— Ты Богатикова пришли ко мне на 9 мая.
Ого. Хотя. Нет, всё равно — "ОГО".
— Хорошо, Михаил Павлович. Пришлю, — есть ведь Сирозеев, который за эти три месяца сильно "подрос" и есть Градский в своих страшных очках, но с чудесным голосом. Выкрутимся.