– Ты добавила перец, который я тебе принесла?
Вместо того чтобы кивнуть, улыбнуться и поблагодарить меня за помощь, мама краснеет и молчит. Она знает, что перец, как и все остальные подарки, я украла.
Гиза закатывает глаза, сидя над своей тарелкой. Она чует, к чему всё клонится.
Кажется, я уже должна к этому привыкнуть, но неодобрение родных меня бесит.
Мама, вздохнув, закрывает лицо руками.
– Мэра, ты знаешь, что я очень ценю… но мне хотелось бы…
Я договариваю:
– Чтобы я больше походила на Гизу?
Мама качает головой. Снова ложь.
– Нет. Конечно, нет. Я не это имела в виду.
– Ладно. – Не сомневаюсь, мое ожесточение ощущается даже на другом конце деревни, но я изо всех сил пытаюсь говорить ровно. – Это единственный способ, которым я могу помочь семье, пока… пока я еще не уехала.
Упомянуть войну – лучший способ сделать так, чтобы в доме стало тихо. Даже папа перестает хрипеть. Мама поворачивается, и ее щеки краснеют от гнева. Под столом Гиза нащупывает мою руку.
– Я знаю, ты стараешься изо всех сил, и намерения у тебя самые лучшие, – шепотом произносит мама.
Она выговаривает это с видимым усилием, но тем не менее мне приятно.
Я прикусываю язык и заставляю себя кивнуть.
Гиза подскакивает, словно ее ударили током.
– Ой, я чуть не забыла. Я зашла на почту по пути из Саммертона. Пришло письмо от Шейда.
В доме как будто взрывается бомба. Мама и папа наперерыв тянутся к грязному конверту, который Гиза вытаскивает из кармана. Я жду, когда они передадут его мне. Родители изучают письмо. Они оба неграмотны, поэтому извлекают максимум удовольствия из самого факта.
Папа нюхает письмо, пытаясь расшифровать запах.
– Пахнет сосной. Не дымом. Это хорошо. Он не в Чоке.
Мы все облегченно выдыхаем. Чок – это изрытая бомбами полоска земли, соединяющая Норту с Озерным краем, где в основном и происходят боевые действия. Большую часть времени солдаты там прячутся в траншеях, обреченные на то, чтобы погибнуть от снаряда или во время рискованной атаки, которая закончится общей бойней. Остальная часть границы в основном проходит по озеру, и только на дальнем севере тянется тундра, слишком холодная и безжизненная, чтобы за нее драться. Папа был ранен в Чоке много лет назад, когда его взвод попал под бомбежку. Чок разрушен многолетней войной, над ним вечным туманом висит дым от взрывов. Там ничего не растет. Эта земля мертвая и серая, как наше будущее.
Папа наконец передает письмо мне, и я открываю его с радостным предвкушением, охваченная одновременно страхом и интересом. Что же написал Шейд?
– «Дорогие родичи, я жив, как видите».