– Ты знаешь людей, понимаешь их, видишь насквозь.
– Да уж, вчера это у меня отлично получилось. Я, разумеется, с самого начала знала, что ты – наследный принц.
Поверить не могу, это произошло всего лишь прошлой ночью. Иногда один день меняет целую жизнь.
– Ты сразу поняла, что я отличаюсь от других.
Его грусть заразительна, и я тоже ощущаю боль.
– Значит, мы поменялись местами.
Внезапно дворец перестает казаться таким уж красивым и величественным. Металл и камень слишком суровы, слишком ярки, слишком неестественны… они держат меня в плену. А кроме того – камеры продолжают гудеть. Это даже не звук, а ощущение глубоко внутри, в коже, в костях, в крови. Мой мозг тянется к электричеству, словно повинуясь инстинкту. «Хватит, – велю я себе. – Хватит». Волоски на руках становятся дыбом, когда что-то начинает шипеть под кожей – это трескучая энергия, которую я не в силах контролировать. Разумеется, она ожила именно тогда, когда я в ней не нуждаюсь.
Но это ощущение проходит так же быстро, как и появляется; гул электричества стихает. Мир становится таким, как всегда.
– Ты в порядке?
Кэл с тревогой смотрит на меня.
– Извини, – выговариваю я, качая головой. – Просто задумалась.
Он кивает. Вид у него почти виноватый.
– О родных?
Эти слова поражают меня, как пощечина. За последние несколько часов я совсем не вспоминала о семье, и теперь мне становится дурно. «Один вечер в окружении шелка и знати – и я полностью переменилась».
– Я послал приказ о демобилизации твоих братьев и друга и отправил к тебе домой человека, чтобы он сказал твоим родителям, где ты, – продолжает Кэл, решив, что это меня успокоит. – Хотя, конечно, мы не можем открыть им всё.
Представляю себе. «Привет, теперь ваша дочь – Серебряная, и она выйдет замуж за принца. Вы никогда ее больше не увидите, но мы пришлем вам немного денег в качестве компенсации. Это честная сделка, не так ли?»
– Они знают, что ты получила место в замке и должна жить здесь, но по-прежнему думают, что ты служанка. Во всяком случае, пока. Когда настанет время вывести тебя на публику, мы что-нибудь придумаем.
– Я могу, по крайней мере, им написать?
Письма Шейда всегда были лучом света в нашей мрачной жизни. Возможно, мои весточки тоже утешат родных.
Но Кэл качает головой:
– Нет. Прости.
– Что тут такого?
Кэл пропускает меня в комнату, где немедленно вспыхивает свет. Видимо, сработали датчики, реагирующие на движение. Как и в коридоре, мои чувства обостряются; все электрические приборы превращаются в языки пламени у меня в голове. Я немедленно понимаю, что в комнате не меньше четырех камер, и ежусь.