Ночью Лариса долго ворочалась с бока на бок, не в силах избавиться от мыслей, не дававших уснуть.
Как всегда, она думала об Антоне и зачем-то сравнивала его со стриптизерами. По всему выходило, что их конфетная красота уступала обаянию ее любимого. Один только взгляд его сапфировых глаз перевешивал все эти горы мускулов. Умный, искрящийся, наделенный природным магнетизмом, он завораживал и привязывал к себе навсегда. Она знала, что от этого взгляда ей не спрятаться, куда бы она ни совершала бессмысленные побеги. Вот, к примеру, эта ее поездка — что дала ей? От чего она пыталась убежать? Теперь она и сама не знала толком. Да разве можно сравнивать ее Антона с какими-то Бонями и Гламурычами? Это даже смешно. Продажные жиголо и Антон Кронберг — несравнимые величины. До чего пророческими оказались слова Карины: «Сегодняшний ликбез в области разврата научит тебя ценить то, что имеешь». И в самом деле, этой ночью до нее дошла истина, простая, как все истины на свете, — цени, что имеешь, и будешь счастлива.
Успокоенная таким выводом, Лариса наконец-то уснула.
* * *
Утром ее разбудил аромат сдобного свежеиспеченного пирога. Сладко потянувшись, она прислушалась к звукам. Сквозь уличный гул, влетавший в приоткрытую форточку, едва пробивался приглушенный стук с кухни. Это Вера Федоровна хлопотала возле плиты, стараясь не шуметь, чтобы не потревожить приехавшую далеко за полночь племянницу.
Лариса встала, подошла к окну и с ребячьей радостью долго смотрела на падающий снег. На душе было так же светло, как и на улице, праздничной от юного снега, от встающего из-за крыш солнечного диска, неяркого, растушеванного дымкой зимнего утра. Городской пейзаж за окном, знакомый ей с детства, был дорог еще и тем, что в скором будущем должен превратиться в воспоминание. По словам Веры Федоровны, власти собирались сносить дома в этом районе под новую застройку.
Лариса вздохнула и, с трудом оторвавшись от зимней сказки за окном, пошла в ванную.
Вскоре женщины сидели на кухне и неторопливо лакомились рыбным пирогом. Янтарный чай в чашках из старого фарфорового сервиза благоухал свежестью и тонкостью букета. Лариса не скупилась на похвалы. Чай и пирог были лишь поводом выразить всю нерастраченную любовь и нежность к тетушке, которая и внешне, и характером напоминала ей покойную мать.
— Теть Вера, а поехали в музей на Волхонку? Там сейчас иностранная выставка, да и на местные шедевры заодно полюбуемся. Вы, наверное, сто лет нигде не были. Ну что, поедем?
— Ой, Ларочка, устала я что-то. Давно не стряпала, вот и ухайдакалась совсем. Да и поднялась сегодня ни свет ни заря. Поезжай одна. У тебя ноги-молодые — бегом всю выставку обойдешь, а со мной только намаешься.