В офис Нестор зашёл вторым после Анюты.
Женщина обрела душевное равновесие после инцидента с сыном: по её рассказам, Лёва Шмалько перестал приставать к Денисику, – и повеселела. Пока она делилась новостями, подошёл Пётр Еремеевич, нарядившийся в тёмный костюм с галстуком, несмотря на почти летнюю погоду.
– Был вчера в Макдональдсе, – сказал он, церемонно целуя пальцы Анюте. – Видел человека без телефона, ноутбука, планшета и вообще без каких-либо гаджетов.
– И что же он делал? – удивилась Анюта.
– Сидел за столом и пил кофе как психопат.
Нестор засмеялся.
– Неожиданная оценка в ваших устах.
– Что поделаешь, если мы дожили до того, что нормальных людей начали называть больными на всю голову.
– Вы не слишком толерантны, Пётр Еремеевич.
– Таким уродился, – развёл руками специалист по разводам. – Если так пойдёт и дальше, то следующий этап развития толерантности, судя по нашей реальности, будет заключаться в запрете умным думать, чтобы не оскорблять чувства тупых дураков.
Анюта фыркнула.
– Как-то вы резко про дураков.
– Что поделаешь, если они того заслуживают, особенно когда добираются до власти. Кстати, «дурак» на турецком языке означает остановку транспорта. Уничижительным это слово стало в России только в девятнадцатом веке, а до этого так именовали знатных людей: Дурак Кемский – князь Иван Иванович Бородатый, московский дьяк Дурак Мишурин и другие.
– Да что вы говорите? – не поверила Анюта.
– Это слово использовалось как второе нецерковное имя для обмана злого духа. Если бы я жил в пятнадцатом веке, тоже получил бы имя Дурак Калугин.
– Вы шутите…
– Ни в коем разе. А знаете, чем дурак отличается от идиота?
– Нет.
– Слово «идиот» в Древней Греции не считалось оскорблением, дураком называли обособленного человека, равнодушного к политике и общественной жизни. Греки называли таких «дуратэс».
– Я не знала.
– А вы, Нестор Евлампиевич?
– Спасибо за информацию, – усмехнулся Нестор. – В России полно этих «дуратэс».
Калугин поклонился и вышел.
В комнату вбежала запыхавшаяся Валентина, глянула на часы.
– Уф, не опоздала! На улице так жарко.
Она заметила Нестора, замолчала. Говорили только глаза женщины, полные смятения.
Нестор дружески кивнул ей, раскладывая по столу бумаги.
Она подошла, покосилась на Анюту, занятую тем же, наклонилась ближе, одетая в шортики и красивую белую рубашку с плечиками. Спросила тихо, но с нажимом:
– Что ты с ним сделал?!
– С кем? – сделал невинное лицо Нестор.
– С мужем! С Вадимом! Он другой человек!
– Разве это плохо?
– Что ты с ним сотворил? Он перестал беситься и ругаться!