– А давайте! Раз пошла такая пьянка!
Дед пошел за ключами.
– Ну, и что значит это представление? – неодобрительно поинтересовалась Людмила Петровна.
– Ты что, правда, не понимаешь? Пока мы с дедом будем осматривать шустовский дом, вы обследуете двор: он же сказал, что через этот двор шпана в соседний лазит. Значит, лаз есть, или доски в заборе оторваны
– С ума сошла! Тебе-то что?
– А как мы по-другому попадем в тот двор? Как мы будем теремок человеку показывать?
– А как ты собираешься в этот двор попадать в дальнейшем? Деду лапшу на уши вешать? Так дед – не промах! Или замуж за него пойдешь?
– И согласится ли твой «человек» лезть в дыру в заборе? Всякий нормальный человек унюхает тут криминальный душок!
– Если он не авантюрист и не страдает хроническим насморком.
– Ой, да ладно! Рассосется! Вы только не мешайте!
Тихую перебранку подруг прервало появление «молодого человека», да не одного, а с «девушкой» примерно его возраста – женой, как оказалось! Зинаида Григорьевна – тоже небольшого росточка, усохшая, с лицом, как печеное яблочко, бабуська – тоже захотела пойти показать дом потенциальной соседке, заодно и посмотреть, что за фря, из-за которой так засуетился ее «драгоценный». Одна угроза для Милы миновала – замужество. Зоя Васильевна и Людмила Петровна имели возможность наблюдать редкое природное явление: мгновенное перевоплощение молодцеватого дамского угодника – в дедулю, павлина – в облезлого от старости властителя курятника. И баритональные раскаты в голосе больше не звучали. Да и Милкины горловые переливы исчезли, а проснулась боль в колене. Не пава плыла, а прихрамывала немолодая женщина.
Осмотр много времени не занял, хотя Людмила Ивановна как могла, тянула время: выстукивала стены, в одном месте отковырнула обои, осматривала подоконники, занимала бабку разговорами. Подруги покупательницы в дом не пошли, хотели побыть на воздухе по причине головной боли, а оставшись во дворе одни, времени зря не теряли: начали осматривать забор по периметру.
Лазы-таки существовали, причем со всех трех сторон! За глухой стеной дома, которая когда-то окнами смотрела на Волгу, а теперь на трехэтажный коттедж, в новеньком добротном заборе тоже обнаружился лаз. Он был лишь прикрыт досками, легко сдвигающимися, которые Зоя Васильевна сразу и сдвинула. Сдвинула – и тут же птахой вспорхнула вверх: на нее внимательно смотрели два карих любопытных глаза, расположенные на огромной – баскервильской! – собачьей башке. Монстр негромко сказал «гав», и в слове явственно звучал вопрос.
Взлететь-то Зоя взлетела, благодаря шквальному выбросу адреналина, но земного притяжения пока еще никто не отменял, и в следующую секунду она шлепнулась на копчик, приготовившись к худшему. Утверждают, что в последний миг перед глазами человека успевает промелькнуть вся жизнь. В мозгу у Зои Васильевны крутился лишь стишок из какой-то сказки: «Ты не смерть ли моя, ты не съешь ли меня?». Еще она успела подумать, что либо утверждающие подобное врут, либо это еще не последний миг ее жизни.