Шмордонские тайны (Емский) - страница 139

— Они и так не слишком добрососедские, — ответил Мбабан. — Можешь по этому поводу не париться.

— Кстати, а какая должность ждет тебя?

— Великого визиря, — ответил папуасовец гордо. — У нас монархия не ограничена всякими конституциями. А нынешний король Аддис-Абеб Третий — сам нашего поля ягода. Впрочем, как и его предшественники. Это относится и к визирям.

— Не понял, — удивился Джем. — У них что, потомства не бывает? Никто не в состоянии наследника родить?

— В состоянии, — ответил Мбабан. — Но политическая система Папуасы не совсем обычна. В древности король Гвиней Великий (тоже из землян) издал Великую Хартию Власти. На основании этого документа и происходит наследование престола. По сути своей, на Папуасе установлена демократическая монархия. Нонсенс? Ничего подобного. Король избирается всеобщим тайным голосованием. Выборы, речи, обещания… Ну, а кандидатуры — дело особое. Не все желающие становятся кандидатами.

— И от кого это зависит?

— От великого визиря (последний назначается королем на пожизненный срок), потому что он является главой избирательной комиссии.

— Все понятно с вашей демократией, — Джем тихо рассмеялся. — И что, не бывало случаев, когда короли тянули одеяла на себя, пытаясь утвердить на троне наследников или поменять политический строй?

— Бывали, конечно, — ответил Мбабан. — Но у великого визиря всегда находились возможности этому помешать. Армия и полиция подчиняются именно великому визирю. Да и казна тоже у него в руках.

— А что, визирям не хотелось ни разу самим сесть на трон?

— Зачем им это надо? — удивился Мбабан. — И так все в порядке с количеством власти. Да и короли, как правило, не дураки, и тоже кое-что имеют в запасе.

— Неограниченная монархия! — Джем ржанул. — Как же… Слушай, а ты не хотел бы найти своих родителей?

— Нет, — серьезно ответил Мбабан. — Когда я в трехлетнем возрасте появился в Попадосе (мне рассказал об этом дед Наум) то сразу же был отправлен в больницу. Мой разбитый нос хлюпал кровавыми соплями, а на спине явно обозначивались следы побоев, нанесенных каким-то узким предметом. То ли ремнем, то ли лозой. Там, на Земле, я, по-видимому, пытался от кого-то убежать и нырнул в серебристый туман. Кто меня бил — я не помню, но это не имеет значения. Если родители, нет смысла возвращаться к таким извергам. Если кто-либо другой — значит, родители не смогли защитить ребенка или их попросту нет в живых. Тем более — нечего мне на этой Земле делать. Ну, а поскольку я знал всего одно слово, которое и произносил все время, меня именно этим словом и назвали.