— Совершенно с вами согласен, — кивнул головой Алмаз, запихивая за воротник салфетку. — Предлагаю вам сначала поужинать, перемежая еду приятной беседой, и уж после этого решить, стоит ли получать удовольствие от махания кулаками. Ведь времени у нас много, и я от вас не собираюсь никуда убегать.
Алмаз был очень спокоен и деловит. Большой черный синяк под левым глазом делал его лицо комичным, и потому Джем вдруг решил внять доводам пирата.
— Снимите с меня наручники и кандалы, — сказал он. — Обещаю не буйствовать.
— Ну вот и славно, — обрадовался Алмаз. — Освободи его.
Топаз снял все железо, свалил его в угол комнаты и застыл за спиной Джема.
— Нет-нет! — воскликнул Алмаз. — Топазик, родной, оставь нас.
— А если вдруг опять… — Топаз порывисто указал рукой на Джема.
— Я думаю, наш дорогой гость вспомнит, что он уже не ребенок и потому серьезные дела смешивать с играми не станет, — сказал Алмаз, намазывая толстым слоем на бутерброд с маслом красную икру рыбы сюсю́сь, в изобилии водящейся в водах Боскории.
— В прошлый раз я тоже сначала был дорогим гостем, — произнес Джем, сглатывая неожиданно набежавшую слюну. — А потом вдруг стал товаром.
— Вот видите, дядя! — Топаз развел руки в стороны. — Он никак не угомонится!
— Иди, я сказал! — рявкнул Алмаз и, откусив от бутерброда, принялся жевать.
Топаз выскочил в коридор и прикрыл за собой дверь, но, по всей видимости, никуда дальше не пошел, а остался на страже. Джем решил пока не буйствовать, потому что ему очень хотелось вкусно поесть.
Алмаз тем временем откупорил бутылку, наполнил две рюмки и, придвинув одну из них поближе к Джему, сказал:
— Вы считаете меня врагом. И зря. Но пока это так, предлагаю не чокаться, а просто пить и есть.
— Угу, — согласился Джем, выпивая рюмку.
Алмаз сделал то же самое.
Далее они молча ели все, что было на столе. Алмаз не забывал подливать в рюмки, и через двадцать минут бутылка опустела на треть. Когда Джем ощутил благостную сытость, посетившую его, он вдруг понял, что теперь ему совсем не хочется бить рожу разгульдяйскому пирату. Более того, он поймал себя на мысли, что неплохо было бы выступить с речью перед Алмазом и, пользуясь юридическими, этическими и всякими риторическими принципами, доказать контрабандисту, что тот является полным моральным уродом.
Алмаз, посверкивая хитрыми сытыми глазами (причем левый глаз его, обрамленный черным ореолом синяка, блестел как-то ярче правого), явно ждал обличительных слов, но, странное дело, совсем этого не пугался, а наоборот — приветствовал.
— Спасибо за этот роскошный ужин, — начал Джем.