Поразила униженная усмешка отца, неловко за него перед мачехой. Говорил бы напрямик! Желая помочь ему, сказал:
— Депо, слесарный верстак не уйдут… И паровоз. Поеду в Николаев. Там школа, военно-фельдшерская… Денег не потребуется, там обучают за казенный счет. Не поступлю, вернусь.
— Я, сынок, не против грамоты. Сам видишь, семья… Я не против…
Лучше бы промолчал.
Николай вышел на улицу, постоял за калиткой… Не хотелось никого видеть. Побрел к школе. Солнце пропало за соснами, над поселком скапливались сумерки. Школьный двор, непривычно пустой, казался чужим. Обогнул кругом забора. Окна хранили еще теплые отблески вечерней зари, сквозь них смутно белели стены в классах. Крайние два — их класса, у углового — его парта.
За спиной шаги. Глашка! Кралась на цыпочках: хотела испугать. В белом платье, с газовыми бантами в светлых косах.
— Чего ты?.. — смущенно спросил Николай.
— Из депо я… От папы.
Оттягивая, она кусала мелкими зубами край банта. Светло-карие при дневном свете, глаза ее сейчас были темными, подсиненные закатным небом.
— Ты так смотришь… Сроду не видел?..
Глаша, выпустив бант, потупилась, худые голые руки оправляли складки платья.
Да, такою он ее не видал. Она показалась ему почему-то чужой, незнакомой. Это не та беловолосая вертлявая девчонка, какую он знает едва ли не с той поры, как впервые вышел сам за калитку. Играли, росли вместе, дрались меж собой и против гвоздиковских. Глашка принимала участие чуть ли не во всех битвах. Бегала за ней вся их улица. Многие, от Митьки Плюща и до Глущенко Сережки, подметывали в школе ей записочки. Он не писал. Не нравилось, как другие делились своими сердечными тайнами, хвастались, а иные, еще хуже, насмехались над девчонками.
Однажды в пасхальные каникулы возле них, как и всегда, собралась компания. Сашка Мороз, чубатый верзила, с трудом одолевавший в два захода последние классы, сплюнул в сторону двора Глашки и выругался. Он, Николай, влепил ему со всей мочи оплеуху. Быть ему битому — Сашка отпетый босяк, но рядом встал Костя.
Глашке, видать, передали. С той поры она дольше обычного задерживала на нем взгляд, по любому пустяку обращалась в школе, бегала к ним домой. Так просто, ни за чем: потаскает Гришку, понянькается с младенцем, Борькой, а сама вскользь косится на трюмо в горнице. К нему, Николаю, и слова не уронит, будто его и нет. Тем же отвечал ей и он…
Не поверил, что идет она со станции. От отца. Увидала его… От догадки такой у Николая похолодели щеки, он вдруг ощутил какую-то зябкую прохладу, будто пахнуло из леса.