— А там рукой подать, — напутствовал Александр Николаевич сына, усаживая на товарняк. — Язык до Киева доведет.
Обговорили, коль примут, он приедет домой на денек.
Через неделю Николай вернулся. Недобрал балл. Нужно девять, даже восемь с половиной. У него — восемь. Вспоминал о своих мытарствах, дорожных и вступительных, без сожаления, даже с захлебом, что несвойственно ему. Повидал мир! Сроду нигде не бывал. А главное — море! Вот воды! Не то что в Снове. Солнце заходит прямо в море, а не в лес, как здесь.
В первый же день сказал отцу:
— Веди в депо.
— Успеется, — неопределенно ответил Александр Николаевич.
Улучив момент, Кулюша, старшая из сестер, глазастая, как и все Щорсы, отвела за дальнюю яблоню, к дровяному сараю.
— Глашка прибегала, — делилась она, вытягиваясь на цыпочки.
— Говорила про что? — Николай отвел взгляд.
— Вошла в сарай вот, посидела на твоем топчане, полистала книжку…
Его вдруг потянуло за калитку. Но сестра сказала вслед:
— Не выходи на улицу… Она вчера уехала.
Опустел вдруг для Николая поселок. А ведь рвался, думал, застанет. Так и уехала… Непременно приходила проститься. Занавески на ее окнах те и не те. Знал, там теперь для него совсем пусто.
Потянуло к школе, как тогда. Постоял у забора, где она хотела его испугать, прошелся сосновой опушкой. Все выглядело другим. Пусто. Почувствовал себя совсем одиноким…
Осень. Холодные осенние туманы смешиваются где-то в небе и спускают на землю мокрые косы. Плывет в серой неизвестности скука, плывет безнадежда, и тихо всхлипывает грусть. Плачут голые деревья, плачут соломенные крыши, умывается слезами убогая земля и не знает, когда улыбнется. Серые дни сменяют темные ночи. Где небо? Где солнце? Мириады мелких капель, словно умершие надежды, что поднялись слишком высоко, падают вниз и плывут, смешанные с землей, грязными потоками. Нет простора, нет утешения. Черные думы, горе сердца крутятся в душе, в голове, висят тучами, катятся туманом, и чувствуешь в себе тихое рыданье, как над умершим…
До заморозков Николай ночевал в своем «кабинете», в дровяном сарае. Давно, еще со второго класса, отгородил уголок у оконца: сколотил топчан, стол, вместо табуретки пристроил сосновый пень. На полочке, у изголовья, разместил все свое хозяйство — книжки, кое-что из слесарных и столярных инструментов, выделенных дедом Табельчуком. Тут же и крохотный глобус, подаренный отцом еще при жизни матери. Строгал, пилил, обтачивал железки в тисочках. По привычке уединялся и сейчас. Уроков не готовить — просто читал. Таскал книги от дядьки Кази. По утрам пробирало под ватным одеялом. Раскопал в чулане старый отцов кожух.