Мы молча смотрели на море. Теперь на море налетели белые паруса, как рой бабочек. Бог знает откуда появилась лодка, перебирая лапками весел, как муравей на скатерти, и неожиданно расцвела белым парусом, как цветок. Ложилась на бок и дрожала на голубом поле.
В лицо нам теплом дыхнул воздух. Раз, второй. Это пробудился ветер, и дороги счастья постепенно исчезали…
Не знаю, разговаривали ли мы или молчали, но плыли в широком просторе рядом, плечо в плечо, и вся масса морского воздуха, весь запах соли, полыни, солнца — проходил сквозь нас. Мы видели остров от моря и до вершин. Волны разбивались об скалы. Остров шипел, как раскаленный камень, брошенный в воду, и вокруг него кипела вода.
Наконец я спросил:
— О чем ты сейчас думаешь?
Ты обняла меня глазами — а в них я увидел все море и целое небо — и тихо ответила:
— Смотрю на юг, на бесконечное море. Ветер приносит ко мне с Африки жару и ароматы Египта, а я мечтаю о краях белых песков и черных людей, о кактусах, пальмах и пирамидах…
Удивительно, мы говорили даже тогда, когда молчали… Наши мысли звучали в ответ, как другие струны, когда зацепишь одну. Когда я смотрел на тучи над морем, ты в это время видела, как их тени купались в синей воде. Или на тучку на скале — я знал ответ: «Это поцелуй неба». А еще удивительнее, когда так разговаривали, царила волшебная тишина, как будто кроме нас никого не было на свете. И тут я увидел, что у тебя красные губы…
— Ты меня целовал? — тихо спросила Глаша.
Прервав свой рассказ от неожиданного вопроса, Николай стоял молча, опустив голову.
— Ты меня целовал? — повторила Глаша свой вопрос.
Глаша пыталась заглянуть в опущенные глаза Николая, руки ее опустились ему на плечи.
Превозмогая свою робость, Николай дрожащим голосом, почти шепотом, ответил:
— Да, целовал… Я целовал губы, которые говорили с моим сердцем, знали язык моей души… Я целовал…
Они замолчали.
— Какой удивительный и красивый сон, — прервала молчание Глаша, — кажется, я бы слушала его всю жизнь… Если станешь моряком, не забывай меня.
Николай посмотрел на Глашу, уловив восторженный взгляд ее глаз, который мягко проникал в его сердце… Стало тепло, как-то боязно ему в эту минуту тишины, когда было слышно даже их дыханье…
— Я не забуду, и ты не забывай…
— Давай, прощаться…
Они еще по-детски обнялись, и Глаша скрылась за калиткой своего дома.
Отец, узнав, что в военно-фельдшерской школе ученики содержатся на казенный счет, не возражал против поездки сына в Николаев. Выделил долю из месячного заработка, упросил знакомых машинистов, чтобы те в Бахмаче пересадили его на кременчугский поезд.