Генри отыскал тёплое пиво и консервным ножом проделал в нём две дырки. Он поднял его в насмешливом тосте и в пять секунд осушим содержимое. Потом сел на койку, пошарил под 'резиновой куклой' и вытащил маленький мешочек с марихуаной и с уже свёрнутыми сигаретками. Подкурив одну, он сделал глубокую затяжку и предложил Китайцу.
– Не употребляю это дерьмо, – сказал Китаец. К тому же он не был уверен, что это дружеский жест. До этого он уже говорил с Генри о том, как чёрные люди становятся рабами наркотиков. Генри знал, что он не употребляет эту гадость.
– Ах ты, чёрт, чувак. Когда ты уже врубишься, а? Эта травка – хорошая вещь. Плохо от неё никому не бывает.
– Ладно, допустим. Вот ты сам и пыхай.
Генри отдал косячок одному из товарищей по палатке, достал другую банку пива, открыл и предложил Китайцу. Китаец, уперев руки в бока, смотрел в пол. Потом посмотрел на Генри: 'Ты же знаешь, что и это говно я не употребляю'.
Генри поднял брови и обвёл взглядом остальных. Он отставил руку и, откинув голову назад, сделал вид, что внимательно изучает банку. 'Что здесь у меня, Китаец? Чёрт в банке?'
Китаец сомневался. Ему действительно хотелось пива, но он знал, что братья-мусульмане не пьют. С другой стороны, им не стреляли в задницу в грёбаных жарких джунглях. К тому же он понимал, что ему пришлось бы противоречить заявленным идеалам. 'Эй, Генри, есть содовая или что-то вроде?' – спросил он, стараясь казаться небрежным.
Генри выхлебал и вторую банку, прошёл в конец койки и вытащил целый ящик 'Кока-Колы'. Открыв банку, он передал её, ухмыляясь, Китайцу. 'У меня есть всё, братишка'.
Китаец сел на койку лицом к Генри, поставив мешок между ног. Он пил тёплую 'Кока-Колу'. Вкус был, как летом дома. Косячок догорел уже чуть не до самого корешка, так что обжигал пальцы, и дружок Генри сунул его в мундштук-защепку. Генри сделал последнюю глубокую затяжку, и от косяка ничего не осталось.
К слову потолковали, кто из братьев уехал домой, кто не уехал. Потом Генри вперился в глаза Китайца, как бы давая сигнал: 'Паркер действительно хотел пустить на воздух того ублюдка-фашиста?'
Китаец заколебался. 'Думаю, да'.
Генри фыркнул: 'Плохо, что он откинулся'.
Последовали кивки и шёпот согласия.
Китаец словно не видел происходящего в палатке; он видел, как Паркера выносят из периметра в темноту, лицо его обливается потом, а в глазах застыл страх. Как он похлопывает по Паркеру и ободряюще пожимает ему руку. Так в последний раз он видел Паркера. Он вернулся в настоящее. 'Я думаю, что комендор, должно быть, что-то заподозрил. Но говорит, что всё это брехня'.