Сумерки длиною в день поблекли. Эвакуационные вертушки всё не летели. Ребята, которые пили воду в ожидании её пополнения, теперь жалели, что не оставили побольше. В блиндаже, куда снесли тяжелораненных, Шеллер бессильно наблюдал, как уменьшается количество внутривенной жидкости, вливаемой раненым. Когда другой санитар вышел из блиндажа, чтобы окопаться на ночь, он тайком отсоединил трубки с жидкостью от двух парней без сознания и долил жидкость в бутылочки, висевшие над другими.
Мерритт, боец из взвода Гудвина, наблюдал за ним. Он был одним из трёх раненых, которые были в сознании. 'Что ты делаешь, Док?' – прошептал он. Разорванная одежда, пропитанная засохшей кровью, прилипла к его телу. Грязь покрывала всё, и не было возможности от неё избавиться. Санитары просто лили антисептик пополам с грязью. Пламя свечи дрогнуло, потревоженное сырым воздухом, когда Шеллер подсел к нему. 'Я просто меняю тебе воду и масло', – сказал он, улыбнувшись.
– Ты забрал его у Микера.
Шеллер кивнул.
Мерритт уставился на чуть подгнившие брёвна, образующие крышу блиндажа в четырёх футах над головой. Он чувствовал запах крови и застоявшийся запах забродившего рыбного соуса и риса. 'Разве плохо так сильно хотеть вернуться домой?' – спросил он. Шеллер, мягко улыбаясь, покачал головой. Мерритт сделал тяжкий вдох. Боль во внутренностях, куда угодили две пули, одна из которых повредила таз, чуть не повергла его в блаженное беспамятство. Но он воспротивился вхождению в эту тёмную сферу, страшась, что не захочет из неё возвращаться.
– Это значит, что Микер умрёт?
Шеллер посмотрел на двух парней, избранных им на смерть. Ему не хотелось отвечать на вопрос Мерритта. Ему хотелось солгать, даже самому себе. 'Я думаю, что вы все выкарабкаетесь', – сказал он.
– Не ври мне, мать твою, кальмар. У меня нет на это времени. – Снова Мерритт сделал трепещущий вдох, сдерживая крик, который так и рвался наружу, когда он наполнял лёгкие. – Если я буду жить из-за Микера, я хочу это знать. А я хочу жить.
Шеллер положил руку на грудь Мерритта: 'Дело в том, что мы могли бы не тратить плазму на Микера. У него внутреннее кровотечение, и я не могу его остановить. Ты истекаешь кровью не так быстро как он'.
Мерритт посмотрел на Шеллера: 'Я этого не забуду, кальмар. Обещаю. – Затем он повернул голову к бесчувственному телу Микера. – Микер, тупой сукин сын, – прошептал он. – Я никогда этого не забуду'.
Через три часа Микер умер. Шеллер и Фредриксон вытащили его из блиндажа и уложили на туманной посадочной площадке вместе с остальными трупами.