– Слушаюсь, Шкипер. – Поллак бросил короткий взгляд на иерархическую бездну, разделяющую его с майором, и отправился выполнять задание навстречу тому, что осталось от роты.
– Мне нужно поговорить с вами двумя, – сказал Блейкли. Он повернулся и пошёл ко входу в блиндаж; Хок с Фитчем переглянулись.
– Что это он собирается делать? – спросил Фитч. – Заставит нас снова штурмовать гору?
– Он может, – ответил Хок. – С 'дельтой'-то в обороне.
Они тронулись вслед за Блейкли.
Блейкли сказал, что мог бы отдать Хока под трибунал за оставления поста. 'Я надеюсь, ты понимаешь, что я не собираюсь этого делать, – добавил он Хоку. – Почему ты просто не пришёл ко мне и не сказал?'
Хок молчал.
– У тебя есть что сказать в своё оправдание, пока я тебя не отпустил?
– В своё? Нет, сэр.
– Что ж, ладно. Полковник хочет тебя видеть. Он на КП у 'дельты'. Я хочу поговорить с лейтенантом Фитчем с глазу на глаз.
– Слушаюсь, сэр. – Хок ушёл разыскивать Симпсона.
Когда он ушёл, Блейкли сказал Фитчу, что Симпсон переводит его из батальона. Только по доброте душевной и в признание его недавнего штурма Симпсон не будет освобождать его от командования по мотивированной причине. Фитч может считать себя освобождённым сразу по возвращении на ВБВ. Гудвин займёт его место, пока не вернётся Меллас, а Меллас будет командовать ротой до тех пор, пока они не получат кадрового офицера.
На КП роты 'дельта' Симпсон сказал, что собирается внести Хока в списки на получение 'Бронзовой звезды'.
Вернувшись к Фитчу и Поллаку у прежнего блиндажа Фитча, Хок услышал крики 'Мины!' Повсюду по окопам засновали люди. Всё снося, ударили мины. Морпехи жались по окопам, хватаясь за каски, молясь, стараясь не думать, не слышать, не чувствовать. Хок присел на корточки у входа в блиндаж и смотрел на свою старую роту.
Фитч и Гудвин шли бок о бок и молча уводили роту с горы. За ними так же молча шли морпехи роты 'браво', не придавая значения миномётным снарядам, закинув винтовки на плечи. Измученные, они шли, безразличные к падающим минам, словно это не мины, а дождь.
Бойцы роты 'дельта' высовывали головы из окопов и смотрели на товарищей, так же как и Хок. Одни качали головой и бурчали: 'Безумные засранцы'. Другие тихо присвистывали. Но в основном молчали.
От волнения у Хока сжалось в горле. Он вдруг понял, почему жертвы концентрационных лагерей тихо шли в газовые камеры. Перед лицом ужаса и безумия это было единственно возможным человеческим деянием. Не благородным, не героическим – человеческим. Жить, поддавшись безумию, означало окончательно потерять гордость.